Название | Пелэм, или Приключения джентльмена |
---|---|
Автор произведения | Эдвард Джордж Бульвер-Литтон |
Жанр | Классическая проза |
Серия | |
Издательство | Классическая проза |
Год выпуска | 1828 |
isbn |
Предисловие ко второму изданию «Пелэма»
Героем своего произведения избрал я такого человека, который, на мой взгляд, лучше всего выражал мнения и обычаи своего класса и своего времени, являясь своеобразным сочетанием противоречивых черт: фат и философ, любитель наслаждений и моралист, человек, погруженный в мелочи жизни, но притом скорее склонный извлекать из них поучительные уроки, нежели считать их только естественными, нечто вроде Аристиппа[1] в ограниченном масштабе, привыкшего делать мудрые заключения из безумств, к которым он привержен, и объявляющего себя жрецом Наслаждения, тогда как на самом деле он лишь ученик Мудрости. Подобный характер оказалось гораздо труднее изобразить, нежели замыслить. И тем более трудно, что у меня лично нет с ним ничего общего[2], кроме склонности к наблюдению и некоторого опыта жизни в той обстановке, в которой он изображен. А ведь само собой разумеется, что даже наиболее знакомые тебе обстоятельства трудно наблюдать с некоей точки зрения, в самом существе своем и постоянно отличной от той, с которой ты сам привык на них смотреть. Вследствие этой трудности, может быть, покажется извинительной моя неудача, да, пожалуй, автор, который редко пользовался самовлюбленностью своего героя для того, чтобы найти выход своей собственной самовлюбленности, заслуживает и дополнительного снисхождения.
Принимая во внимание, что романы о нравах обычно читаются широким кругом самых различных людей, можно считать, что рассуждения автора будут восприниматься без скуки и запоминаться без отвращения, если он сумеет преподнести их в наиболее легкой и наименее назойливой форме. Может быть, это послужит извинением за наличие в романе всяческих легкомысленных эпизодов, допущенных автором вовсе не из склонности к пустякам. Я вообще очень часто стараюсь высказывать истину именно под покровом того, что имеет видимость легкомыслия. Самая мелкая речка, через которую мы проходим, уверенные, что видим все, таящееся на дне, может оставить несколько крупиц золота на своих берегах. И из цветов мы можем не только сплетать праздничные гирлянды, но и украшать ими священные жезлы, как древние это делали с тирсами.
Мне остается только выразить надежду, что это издание «Приключений джентльмена» будет более совершенным, чем предыдущее, и закончить словами ученейшего мужа, достопамятного Джошуа Барнса:[3] «Итак, я начинаю свою речь, и ежели не все в ней – правда, то и не все вздор, и, может быть, любителей шутки она кое-чем повеселит, а человека, нуждающегося в поучении, кое-чему научит».
Автор
Октябрь 1828.
Глава I
Où peut on être mieux qu'au sein de sa famille[4].
Я единственный сын. Мой отец – младший отпрыск одного из самых родовитых графов Англии; моя мать, дочь шотландского пэра[5], ничего не получила в приданое. Мистер Пелэм был умеренный виг[6] и задавал роскошные обеды; леди Фрэнсес была женщина со вкусом; особое пристрастие она питала к бриллиантам и старинному фарфору Люди простого звания не представляют себе, сколь велики потребности тех, кто вращается в свете, и срок, на который они ссужают деньги, не длиннее их родословной. Мне было шесть лет, когда у нас в доме за долги произвели опись всего имущества. Моя мать как раз собиралась погостить у герцогини Д. и заявила, что не может появиться там без своего бриллиантового убора. Старший судебный пристав заявил, что не может ни на минуту терять бриллианты из виду. Пришли к соглашению – матушка отправилась в К. в сопровождении судебного пристава и выдала его там за моего гувернера. «Человек редких достоинств, – говорила она шепотом, – но уж очень застенчив!» К счастью, судейский действительно оробел, утратил свою наглость и поэтому не выдал тайны. К концу недели бриллианты были отданы в заклад ювелиру, а леди Фрэнсес стала носить поддельные драгоценности.
Около месяца спустя – если память мне не изменяет – скончался дальний родственник моей матери; он завещал ей двадцать тысяч фунтов.
– Этих денег мне только-только хватит, чтобы уплатить самым надоедливым кредиторам – и на расходы в Мелтоне[7], – сказал мистер Пелэм.
– Этих денег мне только-только хватит, чтобы выкупить бриллианты и заново обставить дом, – сказала леди Фрэнсес.
Была избрана вторая возможность. Мой отец послал на скачки в Нью-Маркет[8] свою последнюю лошадь, а моя мать устроила в роскошном турецком шатре празднество, на которое пригласила девятьсот человек.
Повезло обоим – и «Греку»[9], и «Турчанке». Лошадь моего отца осталась за флагом, благодаря
1
2
Крайне сожалею, что этим утверждением я вынужден опровергнуть лестное мнение о себе, которое держалось столько времени, и разочаровать многих из моих наиболее снисходительных критиков, которые, говоря о моем произведении, рассматривали Автора и его Героя, как одно лицо. «Мы должны, – сказал один из них, – только пожалеть автора за его самовлюбленность: он все время говорит о себе». Бедный джентльмен! Да ведь от первой до последней страницы Автор нигде не произнес от себя ни одного слова.
(Немногие заметки на полях, в которых автор действительно говорит от себя, включены были впервые в данное издание.) (
3
В предисловии к его «Герании».
4
Где можно чувствовать себя лучше, чем в лоне семьи? (
5
6
7
8
9