Последние дни Помпей. Пелэм, или Приключения джентльмена. Эдвард Джордж Бульвер-Литтон

они вздрогнули и, обернувшись, увидели холодное и насмешливое лицо египтянина.

      – Ты пришел неожиданно, – сказал Главк, вставая с принужденной улыбкой.

      – Так всегда приходит тот, кто знает, что он желанный гость, – отозвался Арбак, садясь и жестом приглашая сесть Главка.

      – Я рада наконец видеть вас вместе, – сказала Иона. – Вы словно созданы друг для друга и должны стать друзьями.

      – Будь я лет на пятнадцать помоложе, ты могла бы равнять меня с Главком, – сказал египтянин. – И я, можешь мне поверить, был бы счастлив его дружбой. Но что могу я дать ему взамен? Могу ли я сделать ему те же признания, что он мне, рассказать о пирах и венках, о парфянских конях и превратностях игры в кости? Эти развлечения подобают его возрасту, его характеру, его образу жизни, но они не для меня.

      Сказав это, хитрый египтянин вздохнул и опустил глаза, но украдкой он поглядел на Иону, чтобы увидеть, как она воспримет эти намеки на обычное времяпрепровождение ее гостя. Выражение ее лица ему не понравилось.

      Главк, слегка покраснев, поспешил ответить. Быть может, и он, в свою очередь, хотел смутить и сконфузить египтянина.

      – Ты прав, мудрый Арбак, – сказал он. – Мы можем уважать друг друга, но не можем быть друзьями. Я обхожусь без той тайной приправы, которая, как говорят, придает особый вкус твоим пирам. Но, клянусь Геркулесом, когда я доживу до твоих лет, то, пожелав, подобно тебе, радостей зрелого возраста, я, без сомнения, буду с насмешкой говорить о развлечениях молодости.

      Египтянин поднял глаза и бросил на Главка быстрый, пронизывающий взгляд.

      – Я тебя не понимаю, – сказал он холодно. – Но, говорят, остроумие тем тоньше, чем непонятней. – Он отвернулся от Главка с едва заметной презрительной усмешкой и, помолчав, обратился к Ионе: – Мне не посчастливилось, прекрасная Иона, застать тебя дома, когда последние два или три раза я приходил к твоему порогу.

      – На море было так тихо, что не хотелось сидеть дома, – отвечала она с легким смущением.

      Ее смущение не укрылось от Арбака. Не показывая виду, что он это заметил, египтянин сказал с улыбкой:

      – Ты знаешь, что говорит старинный поэт[82]: «Женщины должны сидеть взаперти и услаждать беседой».

      – Сказавший это был циник, – вмешался Главк, – и ненавидел женщин.

      – Он говорил в соответствии с обычаями своей страны, а страна эта – твоя хваленая Греция.

      – В разные времена – разные обычаи. Если б наши предки знали Иону, они рассудили бы по-иному.

      – Это ты в Риме выучился говорить любезности? – спросил Арбак с плохо скрытым раздражением.

      – Уж конечно, за этим никто не поедет в Египет, – отозвался Главк, небрежно играя своей цепью.

      – Ну, будет вам, – сказала Иона, торопясь прервать этот разговор, к ее огорчению мало способствовавший сближению, которого она желала. – Арбак не должен быть так суров к своей бедной ученице. Сироту, не знавшую материнской заботы,

82

Имеется в виду один из трех крупнейших драматургов Древней Греции – Эврипид (480–406 годы до н. э.).