Бой под Талуканом. Николай Прокудин

Комбат не вдул – радость. Командир полка матом не покрыл – счастье. «Духи» не убили – верх блаженства.

      – Ступай, разбирайся с Хафизовым и готовься к очередному выговору, – вздохнул Эдуард.

      – Вот черт, такое солнечное утро, весна, трава зазеленела, и так сразу обламывают.

      – Для поддержания настроения скажу новость дня, – сказал я. – Сегодня концерт звезды эстрады, твоего любимого Валерия Леонтьева!

      – Ура, ура! Ох, Ник, ох, обрадовал! Иди, занимай места! С меня «Боржоми».

      – Концерт – вечером, «Боржоми» – сейчас!

      – Вечно ты строишь взаимоотношения со мной, как какой-то рвач и хапуга. Корыстный какой.

      – Как не рвач, а как твой спаситель! За спасение под Бамианом ты со мной не рассчитаешься и цистерной минералки, слишком легко отделаться хочешь. С тебя вагон коньяка!

      – Ладно, встречаю вечером тебя в клубе с лимонадом и водичкой, а то ведь, как всегда, душно будет. А коньяк будет в Союзе.

      – Товарищи офицеры, внимание! – вмешался в беседу Грымов. – Перед концертом совещание в шестнадцать часов, а концерт позже, в восемнадцать. Всем прибыть с рабочими тетрадями.

      – Мне тоже идти? – спросил я. – В это время у нас по плану воспитательная работа – беседа с солдатами.

      – Ничего не знаю. Приказ прибыть всем. Пусть беседу проведет Бодунов.

      Начальник штаба подводил итоги боевых действий. Командир полка, как всегда, юмором и сочным матерком сдабривал сухие цифры и факты. Эти вставки-«эпитеты» были неподражаемы, а армейский матерный фольклор уникален. Начфин хвастал, что ведет блокнот с цитатами из репертуара Филатова, их количество давно перевалило за двести – и все нецензурные.

      Герой (а он и на самом деле был Героем Советского Союза) морщился, но ровным и четким голосом продолжал подведение итогов, он никогда публично не переходил на маты.

      Командира, несмотря на его грубость, любили. Был он вспыльчив, но быстро отходчив и добродушен. Начальника штаба, майора Ошуева, уважали, Герой как никак, но не любили. Вот и сейчас он похвалил танкистов и артиллеристов, не сказал ничего плохого про саперов, разведчиков и связистов и опять раздолбал наш славный батальон. Это у него от ревности.

      Мы – пехота, нас много, крайние как всегда. По-другому не бывает!

      – Товарищ подполковник, еще в заключение совещания слово просит начальник медицинской службы, – закончил доклад Герой.

      – Что ж, вещай, «шприц-тюбик», – вальяжно произнес «кэп». – Только покороче, а то артистов пора встречать.

      – Товарищ командир! Срывается план прививок! Офицеры совершенно не хотят их делать. С солдатами нет никаких проблем, а офицеры, особенно первого батальона, саботируют эту процедуру.

      – Я им посаботирую! Строиться в колонну по одному между рядами и подходить к столу. Начмед, бегом за аппаратурой, шприцами, лекарством, я вообще-то и сам для примера руку или плечо подставлю.

      – Товарищ командир, руку не надо, нужно штаны спустить.

      – Что?