Верхом на звезде. Павел Антипов

моё сердце

      храни, вспоминай обо мне

      поверь мне, что всё не напрасно

      а минора не хотели?

      верь мне

      Вакансия для никого.

      Ведь это только я могу рассказать. Плохо ли, хорошо? Другие никак не расскажут.

      9

      Мы пили и пели. Еды было немного. Я не то чтобы смирился с ситуацией, но просто растворился в ней. Даже стал подыгрывать на баяне, вроде как караоке. Шурик на гитаре, Вадим – на пианино, Лёха с бубном (инструментов всем хватило), Женька с фотиком – щёлк. В центре комнаты – старый кухонный стол, вместо лавки – отпиленный ярус кровати, несколько расшатанных табуреток и довольно широкий подоконник – тоже можно сидеть. Всё это из-под потолка освещает лампочка, которая включается вкручиванием в патрон. Иногда мы выходим курить на балкон. Как он нас выдерживает?

      Пиво кончилось, когда ближайшие магазины уже закрылись, поэтому Андрей и Костя отправились на «Престон». Пока они ходили тёмной улицей князя-анархиста мимо фарфоровой фабрики, инфекционной больницы и обратно, мы долго репетировали торжественный свадебный марш, чтоб грянуть его, как только они переступят порог квартиры. Леха старательно лупил в бубен мимо ритма, но мы на него не обижались – сложно попадать в ритм, когда у тебя нет этого чувства.

      Репетицию оборвал звонок в дверь. Мы затихли в ожидании, пока Дуба щёлкнет замком, и начали сразу с той части, где вступают все инструменты: «Та // та // та-ра-рам // та-та-там // та-ра-ра // та-ра-рааа-рам», в комнате нагнетается атмосфера ЗАГСа, Женька озаряет наши лица фотовспышкой цифровика, и тут мы вдруг умолкаем перед лицом толстой тётки-регистраторши браков и иных гражданских состояний, которая протиснулась в дверной проём и строгим голосом вопрошает, готовы ли мы быть вместе и в горе, и в радости:

      – Дадите вы мне поспать наконец или нет?! – возмущается соседка, которую довольно сложно опознать без красного берета.

      Все растерянно смотрят на меня, я собираю остаток трезвости в кулак и иду извиняться и обещать, что мы больше так не будем.

      Когда через пару минут в дверь позвонили вновь, мы не стали собирать наш оркестр. На этот раз дверь открыл Лёха, но ни Кости, ни Андрея не увидел. Он поздоровался с моим отцом и пропустил его в квартиру, тот зашёл к нам в комнату.

      Судя по некоторым признакам, то ли пошатыванию, то ли особенной растрёпанности его одежды, я понял, что он пьян ещё больше нашего.

      – Привет, Павлик, – сказал папа.

      – Тебя тут только не хватало, – с вызовом сказал я. – Зачем пришёл?

      – Как это зачем? Домой… О, Кузин баян, – оживился папа. – А где мама, где Коля? Я ему шоколадку купил. Вот, сейчас, – стал рыться в карманах.

      – Уехали.

      – Куда?

      – Далеко. Тебе-то что?

      – Да, что мне-то. Стыдно и гадко, – папа сел на табуретку, которая под ним хрустнула и развалилась.

      Лёха с Дубой подбежали его поднять. Я был не очень-то рад, что все видят моего папу в таком состоянии. Думаю, Шурик тоже. Это он говорит:

      – Слушай, пап, почему ты именно сегодня пришёл? Не мог другого дня выбрать? Ты посмотри,