Чернильная смерть. Корнелия Функе

говаривал Хват, – даже эти дуры-феи не могут устоять перед его голосом. Что ж он на меня-то не действует?» Мо поднес фею к окну и выпустил наружу. Прикрыл плечи Мегги одеялом, как делал в ту пору, когда они были одни на свете, и взглянул в ее лицо. Во сне она казалась еще ребенком, а днем – уже почти взрослой. Мегги прошептала во сне: «Фарид». Первая любовь – это взрослость?

      – Где ты был?

      Мо вздрогнул. В дверях стояла Реза, протирая сонные глаза.

      – Смотрел, как феи танцуют в утренних лучах. Скоро они перестанут вылетать из гнезд – ночи уже холодные.

      Это, конечно, правда, хотя и не вся. А длинные рукава черного платья закрывали рану над запястьем.

      – Пойдем отсюда, а то мы разбудим нашу взрослую дочь.

      Он потянул ее за собой в их спальню.

      – Что это на тебе надето?

      – Костюм переплетчика. Мне его сшил Баптиста. Черный, как чернила. Отлично сидит, правда? Я попросил его сшить что-нибудь для тебя и для Мегги. Тебе скоро понадобится новое платье.

      Он положил руку ей на живот. Еще ничего не заметно. Ребенок, зачатый в другом мире, но замеченный только в этом. Реза сказала ему всего неделю назад.

      – Ты кого бы хотел – мальчика или девочку?

      – А разве меня спрашивают? – откликнулся он, пытаясь представить, каково это будет: снова почувствовать в ладони детские пальчики, до того крошечные, что едва могут обхватить его большой палец. Как раз вовремя – ведь Мегги на глазах становится взрослой.

      – Меня тошнит все время. Поеду завтра к Роксане – наверняка она знает какое-нибудь средство.

      – Конечно! – Мо обнял жену.

      Мирные дни. Кровавые ночи.

      Написанное серебро

      Но так как мрачные предпочитал он вещи,

      То в комнате своей, пустынной и зловещей,

      Где пахло сыростью и к ставням лип туман,

      Он перечитывал все время свой роман.

      Там было небо цвета охры, лес горящий,

      Цветы из плоти распускались в звездной чаще…[3]

Артюр Рембо. Семилетние поэты

      Разумеется, Орфей не пачкал рук работой. Он стоял рядом в роскошной одежде и смотрел, как корячится Фарид. Мальчик копал по его приказу уже вторую яму, до того глубокую, что стоял в ней сейчас по грудь. Земля была влажная и тяжелая. Последние дни шел дождь, а лопата, которую раздобыл Дуботряс, никуда не годилась. В довершение всего над головой у Фарида болтался повешенный. Холодный ветер раскачивал труп на потертой веревке. А если гниющее тело свалится ему на голову?

      На виселицах справа виднелись еще три мрачных фигуры. Новый наместник любил вешать. Говорили, будто Зяблик заказывает парики из волос повешенных; вдовы Омбры перешептывались, что именно по этой причине на виселице нередко оказывались теперь и женщины…

      – Долго ты еще будешь возиться? Уже светает! Копай поживее! – прикрикнул Орфей и пнул в яму попавшийся под ногу череп. Их много валялось под виселицами, словно падалица под яблонями.

      И в

3

Перевод М. Кудинова.