Просто жизнь. Фердинанд Фингер

траву,

      Деревня тихая залита солнечным лучом,

      И сердце обливается душевною отрадой.

      Большак. Большак – твой перекресток – весь в пыли,

      Проезжею телегой взбаламучен,

      И лес таинственный стоит вдали,

      И сеном пахнущий овин над кручей.

      Вот появился «Газик», вдруг остановясь,

      И трое из морской пехоты появились,

      Какая у морских с той деревенькой связь?

      Похоже, адрес знали, взглядом зацепились.

      Вот подошли к калитке, ко двору,

      И к ним мужчина с женщиной из дома вышли,

      И подошли к троим, поняв, что не к добру,

      Молчали оба, погрузившись в мысли.

      Стояли молча, по щеке пошла слеза,

      Все трое сняли перед стариками бескозырки,

      Уж не дождутся старые домой сынка,

      И внука не дождутся, и его улыбки.

      Проклятая война, затеянная ни про что,

      Ты отнимаешь у людей все лучшее на свете.

      Рыдают женщины и втихомолку – их мужья,

      Уж не откроют в дом родной калитку дети.

      Атака

      Эх, ночь перед атакой, это же – Шекспир!

      Здесь драма в драме – сказано в квадрате.

      Просвечивает, как в кино, ракета темноту,

      На дне окопов в думы погруженные солдаты.

      Тот, кто не брился и не целовался никогда,

      В воспоминаниях, как с Лелькой на «сельпо» нацелил

      Подушечку в полосочку, другого, как всегда.

      Зачем же он тогда ее так долго клеил?

      Другой, постарше, он рукою об затвор,

      Весь в думах о жене в квартире коммунальной,

      Как там ребенок, и на что она живет,

      Ничем не может ей помочь в той жизни дальней.

      Другой весь ревностью измучился, не спит.

      Как там невеста: иль верна, иль загуляет,

      А вдруг к ней ночью хахалем, который на броне,

      В письме она напишет – ничегошеньки не знает.

      А как живет старушка-мать, и старенький отец,

      Такие мысли многим в голову приходят.

      Увидеть их в последний раз, когда-нибудь,

      А жизни, может быть, последний час подходит.

      Другой продумывает, как назавтра жизнь спасти,

      Вместо себя другого жизнью расплатиться,

      В глубокую воронку незаметно заползти,

      И там до окончания атаки боя схорониться.

      А есть такой – какому только порученье дать,

      Он в голову твою залезет, и в дела и мысли.

      В бою не вздумай повернуться вспять,

      А то изменишь сталинской отчизне.

      Хоть в каталажку – у него отца и мать,

      Иль брата, иль сестру – он словом не вспомянет,

      Хозяину лишь только приказать:

      Христа вторично сам он на кресте распянет.

      Вот так сидят, поникшие, и ждут.

      А скоро тот проклятый бой – атака,

      Когда же курево и водку подвезут,

      Быть может. Бог спасет – пройдет все гладко.

      А немцы – обстоятельный народ,

      Они не делают, как мы, все на авось с размашки,

      Там доты, блиндажи и бруствера укреплены,

      Из