Офисный дневник девушки по вызову. Бель де Жур

почтой. У меня нет времени на вас, девочки, и на ваши жалобы.

      Вторник, 6 сентября

      – Он роскошный, он молод, и он тебе понравится, я просто это знаю, – пронзительно пропела она.

      Не менеджер. Моя матушка.

      Я закатила глаза и пристроила телефон между ухом и плечом, чтобы можно было закончить начатый педикюр.

      – Он роскошный, он молод, и он тебе понравится, я просто это знаю, – пронзительно пропела она.

      – Мам, ну пожалуйста! Ты в разводе… сколько там? Уже полминуты? Неужели это подходящий момент, чтобы бросаться очертя голову в новые отношения?

      – Не опекай меня, – сказала она. – Кроме того, ни одна из нас не молодеет. Особенно ты.

      Палочка апельсинового дерева зависла в воздухе.

      – И что это должно значить?

      – О, ничего, золотко. Право, ничего.

      Мудрым на заметку: когда еврейская мамочка говорит «ничего», это уже определенно «что-то». В ту же тему: если она говорит, что это никак не связано с тобой, значит, связано, и совершенно точно.

      – Ну конечно. Ничего.

      Уф! Я совершила ошибку, решив, что поскольку уж моя сестра сбежала из дома, выскочила замуж и забеременела (не то чтобы именно в таком порядке: пусть у меня диплом только по изобразительному искусству, но вычитать я еще не разучилась), то на меня, старшую дочь, будут меньше давить, хотя бы пару лет. По крайней мере, пока мне не стукнет тридцатник. Не тут-то было. А что касается попыток донести до мамы идею о том, что, может быть – только может быть, – обручальное кольцо, и выводок детишек, и мамулечно-красотулечный йоголитический гардероб еще не являются надежными индикаторами персональных достижений, так об этом можно вообще забыть.

      – Просто… было бы так приятно, если бы я могла кому-то сказать, что обе мои девочки удачно пристроены.

      – А людям в аду хочется воды со льдом, – рявкнула я, яростно тыкая палочкой апельсинового дерева в свою кутикулу. Ой!

      – Хотелось бы мне, чтобы ты была не так груба в этом вопросе, – проговорила мама. – Когда я разговариваю с твоей сестрой…

      – Ага, я уверена, что, когда ты разговариваешь с ней, у вас там сплошное птичье щебетанье и политес, – перебила я. – Да почему бы и нет? Она приземлилась на все четыре лапы, и ей даже не пришлось пытаться что-то делать. Конечно, наверное, я бы тоже была бы более приятной, если бы могла позволить себе величавой павой плавать по загородному коттеджу, играя в дочки-матери… – Знаете, у меня было небольшое поползновение на этом и остановиться, но я его проигнорировала. – О, прости! На самом деле она и сама себе не может этого позволить, не правда ли? Какая там у нее сейчас зарплата? Что-то совершенно из головы вылетело. Ничего – или все-таки ноль?

      Мама фыркнула. Боже, это искусство фырканья! Нетерпение, ярость, удушающая любовь. Она могла бы вложить в одно-единственное фырканье «Братьев Карамазовых». Целиком.

      – Ну, по крайней мере, она довольна своей жизнью. И я довольна. А ты, дорогая? Ты довольна?