Конец «Саго-Мару» (сборник). Сергей Диковский

шаг за шагом уведет его в темноту… Сволочи! Как быка!

      Он рванулся, крикнул что было сил:

      – Врешь! Не выйдет… Молчи!

      И песня оборвалась. Стал слышен ленивый плеск моря.

      – Хорсо, – сказал шкипер. – Я буду не петь. – Он оплел руками колени и добавил, мечтательно сузив глаза: – Извинице… я думал делать приятность. Сибираки любят красивые песни.

      – Не сибиряк я… Молчи.

      – Извинице, а кто?..

      Косицын, пошатываясь, отошел от опасного места. Теперь он хоть видел в лицо врага. Темный страх, вызванный песней, сменился привычным ожесточением усталого и голодного человека.

      – Спрашивать буду я, – сказал мрачно Косицын. – Не в своем болоте расквакались…

      Они помолчали.

      – Я думаю, вы, наверно, волжаник? – продолжал мечтательно синдо. – Волжанские песни тоже довольно приятны. Как это? Вы есть жив еще, моя старушек. Жив на привец тебе, привец… Наверно, так? Очень хорсо! – Шкипер подумал и сказал почти шепотом: – Признаюсь между нами, я тоже уважаю… свой добру старушек. Интересно, что думает счас моя стару, моя добру матерка?

      Комендант пригорюнился, подпер кулаком небритую щеку.

      – Думает… Известно, что думает.

      – Да? Очень интересно. Скажите, пожариста.

      – «Эх, и какую хитрую шельму я родила!»

      – Ах, так, – сказал шкипер отрывисто. – Хорсо. Вы знаете правило: смеется, кто сильный?

      – Вот я и смеюсь.

      – Кто вы? Командир? Нет. Хозяин? Нет. Просто солдат. Мы все одинаково робинзоны.

      – А я полагаю, робинзонов тут нет, – сказал в раздумье Косицын, – одни жулики, а я при вас комендант. Понятно?

      Он с трудом поднял голову и добавил, зевнув:

      – Волжские песни не пойте. Боюсь… рыбы подохнут.

VI

      Дружный крик японцев вывел коменданта из дремы. Возбужденные «рыбаки» толпились на песке возле самой воды, громко приветствуя белую шхуну.

      Радист, оравший громче других, сорвал желтую куртку и размахивал над головой, хотя на шхуне и без того заметили группу, – до корабля было не больше десяти кабельтовых.

      Шхуна шла прямо к острову, и японцы наперебой объясняли Косицыну невеселую картину близкой расправы. Больше всех старался боцман, самолюбие которого было сильно уязвлено комендантом. Встав на цыпочки, он обвел рукой вокруг коротенькой шеи и высунул язык: «Что, дождался пенькового галстука?» Шкипер тут же любезно пояснил:

      – Это нас… Это императорски корабр. Скоро вы можете совсем отдыхац, господин… комендант.

      – Вижу, – сказал Косицын невесело.

      Он молча вынул наган, пересчитал пальцем японцев и, заглянув в барабан, заметил в тревожном раздумье:

      – Семь на семь… как раз.

      С этими словами он еще раз взглянул на корабль и отвернулся от моря.

      Комендант не нуждался в бинокле. То была знаменитая «Кайри-Мару», голубовато-белая, очень длинная шхуна с надстройками на самой корме, что делало ее похожей на рефрижератор. Официально шхуна принадлежала