Ученик чародея. Ник. Шпанов

и что у него опыт в драках, приобретенный еще во время беспризорничества – Круминьш тоже не напрасно обучался приемам рукопашного боя…

      Силс долго сидел, молча вороша головни костра. Наконец сказал:

      – Пора спать.

      – Спать?.. – рассеянно переспросил Круминьш. – А как тебе нравится то, что давеча болтала Ирма?

      – Что именно?

      – Насчет нас с тобой, насчет комбината и… все такое.

      – Пусть болтает, что хочет, – беспечно ответил Силс.

      – А почему она спросила насчет сетки?

      – Пусть, говорю, болтает… Мне все равно.

      – А мне не все равно, – твердо проговорил Круминьш. – Нет, мне не все равно. Я не хочу, чтобы кто-нибудь смел болтать такое…

      – Ничего особенного.

      – Ты думаешь?.. А я не думаю. Сетка – самая уязвимая часть производства. Выход из строя сетки означает остановку комбината.

      – Сегодня остановился, завтра снова пошел.

      – Нет, это не так просто. За одной сеткой всегда может порваться вторая.

      – За второй – третья и так дальше? – рассмеялся Силс.

      – Ты напрасно смеешься, Карлис: что-то здесь есть, – в раздумье возразил Круминьш. – Запас сеток не бесконечен.

      – Ну нет сеток, есть сетки – какое мне до этого дело. Оставь меня в покое с этой чепухой.

      – Это не чепуха, Карлис. Если так говорит Ирма, значит…

      – Ничего это не значит! Выбрось это из головы. Ирма злая девчонка. Вот и все!

      Он снял с прутьев одежду Круминьша и положил ее рядом с другом.

      – Давай-ка спать, – повторил Силс, – все твое просохло.

      Силс полез в палатку, а Круминьш стал одеваться.

      Оставшись один, он собрал в кучу рассыпавшиеся угли, подбросил в них несколько сухих веток и остановился над костром. Хвоя потрещала, словно лопающиеся на сковороде орехи, пустила густой клуб белого дыма и вспыхнула ярким пламенем. Ветки сгорели быстро и сразу рассыпались в легкий пепел, припудривший крупные уголья. Головни под ним то делались ослепительно яркими, то серенькая пленочка пепла быстро одевала их, как веко одевает засыпающий глаз, и снова исчезала. Будто угольки лукаво подмигивали Круминьшу. Он долго глядел, как они мигают, и у него зарябило в глазах. Он зажмурился и постоял с закрытыми глазами.

      Круминьш не пошел в палатку. Расстелил пиджак возле костра и лег, подперев голову. Так лежал он, глядя на звезды, пока голова не склонилась сонно на подложенный в изголовье рюкзак…

      Полотнище, закрывающее вход в палатку, приподнялось, и из-под него выглянула Луиза. Некоторое время она приглядывалась к лежащему Круминьшу и прислушивалась к дыханию спящих в палатке товарищей. Затем осторожно, шаг за шагом, передвигаясь на коленках, вылезла из палатки. Присев на корточки, огляделась, пригладила растрепавшиеся волосы, по-прежнему на четвереньках подкралась к Круминьшу и села возле него. Долго глядела на него, осторожно протянула было руку к его лбу, но только подержала ее над головой спящего, не решаясь притронуться.