Без тормозов. Никита Ветров

пулемет.

      В воздухе повисла звенящая тишина. Танкист снял с головы шлемофон и пригладил взъерошенные рыжие волосы. От длительной тряски его веснушчатое лицо раскраснелось, и на подбородке ярче забелел косой шрам. Заложив руки за спину, моложавый гитлеровец принялся прохаживаться по обочине, хищным взглядом впиваясь в окружающие дома, словно ощупывая каждый из них. От наметанного глаза не ускользала ни одна деталь.

      Водитель-эсэсовец, недолго думая, добрался до колодца, скептически осмотрел оцинкованное ведро, прикрепленное к длинной цепи, и аккуратно стал опускать его к воде. Колодезная цепь громко зазвенела, послышался плеск и чавкающее бульканье тонущего ведра. Унтерштурмфюрер зашел сбоку и взялся за ручку, отполированную до блеска тысячами ладоней. Пронзительно заскрипел воротный механизм, поднимая отяжелевшую емкость из темных прохладных глубин. Вскоре приехавший на мотоцикле парень в фашистской форме с закатанными по локти рукавами уже жадно пил студеную, отдающую железом воду, которая тонкими струйками стекала с обеих сторон его рта, расползаясь темными пятнами на черной эсэсовской куртке, где тускло поблескивали Железный крест и значок «За зимнюю кампанию 1941 года».

      – Зер гут! – крякнул он, напившись. Потом протянул ведерко напарнику, вопросительно мотнув головой. Пассажир пить не захотел. Получив отрицательный ответ, блондин пожал плечами и принялся смывать пот с лица, наливая воды себе в ладошку и довольно фыркая. Брызги полетели в разные стороны, вокруг купающегося солдата постепенно образовывалась лужа. Рыжеволосый не стал принимать участия и в купании. Выйдя на середину пустынной улицы, он сплюнул на асфальт, продолжая внимательно оглядывать окрестности. Было похоже, что он искал что-то конкретное, и не безрезультатно.

      Со стороны мастерской к нему навстречу выдвинулась худощавая фигура в полосатой рубахе.

      – Дождались вас, родненькие! Дождались, освободители! Наконец-то!.. – запричитал местный алкоголик Степан, продолжая идиотски скалить зубы и всплескивать руками. По дурашливому выражению его лица невозможно было понять, серьезно ли он так считает или юродствует. – А что мало вас так? Отстали? А… да вы ж по-нашему ни хрена не понимаете… Вот беда-то! Петрович! А, Петрович! Как по-ихнему «здрасьте»? Блин… это… гутен таг!

      – Здорово, коли не шутишь. – Рыжий офицер вермахта усмехнулся в ответ и, разминая затекшие икры, приподнялся на носочках, заскрипев хромовыми сапогами. Степан чуть не сел на дорогу от изумления:

      – Ты глянь, как у них там в разведшколах русскому учат! Ни хрена себе! Так вы передовой отряд, значит, ага… разведка. А что ж так долго? Где вас черти носили все это время?

      Немец в танкистской кожанке покосился на полупьяного мужичка, что-то прикидывая в уме. Позади него возникло движение: тощий солдат заерзал в мотоциклетной коляске, поводя стволом пулемета и недоверчиво поглядывая на пошатывающегося аборигена. Танкист сделал успокаивающий жест рукой и подозвал своего бойца к себе. Явно нехотя тот выбрался