Камни в огород. Пётр Гулдедава

гроздья на ветвях рябин,

      поникших в ожидании морозца.

      Ока в туман укутывает плёс,

      напоминая мне, что очень скоро

      порасплетутся косы у берёз,

      уснут голубоокие озёра.

      Пускай уходит старое на слом,

      а новое – томительно бескрыло,

      но с нами – эта роща за селом

      и всё, о чём она отговорила.

      «Тускнеет звёздный лазурит…»

      Тускнеет звёздный лазурит

      и там, где чуть светлее высь,

      наносит нежный лак зари

      рассвета трепетная кисть.

      ложится солнечный узор,

      и оживает спящий лес

      под петушиный переспор.

      Ещё плутает у земли

      туман – парное молоко,

      а в розовеющей дали

      плывут пастели облаков.

      Вселяя радостный кураж

      в людские сонные сердца,

      рисует утренний пейзаж

      рука Небесного Творца.

      Как видно, и Творец влюблён

      и в эти росы на траве,

      и в этот птичий перезвон

      в размытой солнцем синеве.

      «На небе росчерк журавлиный…»

      На небе росчерк журавлиный

      отметкой осени завис:

      на хмурый дол роняет высь.

      Леса уже полунагие,

      и летний жар помалу стих, —

      и вторит птичьей ностальгии

      багряных листьев белый стих.

      Я, как открытые страницы,

      читаю тихий листопад, —

      и век серебряный мне снится,

      а звоны сердца, как набат.

      «На бронзово-медную вязь…»

      На бронзово-медную вязь

      ажурноузорных сплетений

      накинул жемчужную бязь

      нестойкий морозец осенний.

      Брожу по безмолвью один,

      а иней – пушком серебрится

      в поблёкших кудряшках рябин,

      на дремлющих елей ресницах.

      Когда в облетевших лесах

      студёные ветры задуют,

      ложатся на скатерть листа

      плоды одиноких раздумий.

      «Где-то там, на степном перегоне…»

      Где-то там, на степном перегоне,

      где-то там, у таёжной реки

      отзвенели подковами кони —

      зоревых моих лет рысаки.

      Растеряли подковы по тропкам,

      обронили в дорожную пыль,

      подминая копытом торопким

      васильки, иван-чай и ковыль.

      Я и нынче такой же рисковый,

      но судьба справедлива ко мне:

      по крылечкам прибиты подковы

      от моих легкокрылых коней.

      Память

      «Мне всё запомнилось, поскольку…»

      Мне всё запомнилось, поскольку

      была за окнами война:

      разбил я банку, и осколки

      смешались с зёрнами пшена.

      Во рту – ни маковой росинки,

      и мама – кончиком пера —

      пшено при свете керосинки

      перебирала до утра.

      С тех пор душою обмираю,

      когда скупую жатву жну,

      слова пером перебирая —

      строку