Чугунная плеть. Повесть. Красный Волк

его уже один раз убил, – хриплый голос Цагана был ровным. А на щеках плясали желваки. – И во второй раз убью … Ждите нас здесь три дня, брат. По ночам стерегитесь – жгите костры, железо и обереги под рукой держите … И не складывайте по нам погребальную песню раньше смерти – то, что случится, находится впереди …

      Цепь поросших густым кедрачом сопок, замыкавших границу владений рода Красного Волка, осталась у Цагана за спиной. Перед ним лежала открытая степь – ровная, чуть всхолмленная, кое-где перерезанная лесистыми балками и распадками. Далеко на севере зубчатой стеной синели вершины Шара-Усуни-нуру – Хребта Желтых источников.

      Путь Цагана лежал на северо-восток.

      Конь под всадником шел размашистой плавной иноходью. Позвякивали серебряные бубенцы на узде, свежий утренний ветер трепал белую гриву Лыски и оторочку из волчьего меха на шапке Цагана, бросал в лицо густой терпкий запах полыни. Но солнце пекло все жарче, а над верхушками дальних холмов уже дрожало зыбкое горячее марево.

      Как тогда, в скалах Безводного кряжа.

      Три лета назад, в Месяце Коня, когда степь полыхает тюльпанами, а у овец, коров и верблюдов округляются после зимы бока на сочной траве, тайши, нойоны и зайсанги всех девяти родов его родного племени халха-ойрэ и союзных с ними алтаней съехались в святилище у горы Эрклю на большой совет-чуулган. С севера пришли недобрые вести – что эзен-тайша соседнего племени саваров собирает войско, готовясь к походу на их земли. Дурная слава шла об этом правителе, который воссел на белый войлок главы рода за пять лет перед тем – подсыпав, как поговаривали, отравы в чашу с чигеном своему отцу. Хара Богдо, Черный Святой – таким именем нарекли его при рождении. Но и его подвластные и данники, и соседи называли шепотом молодого эзен-тайшу не иначе как Черным Мангасом. Поговаривали и о том, будто он тайно кладет кровавые требы Темным Хозяевам Нижнего Мира. А матери в племенах, кочевавших в верховьях Пятиречья, пугали его именем детей.

      Среди тех, кого отправил совет лазутчиками в земли саваров – разведать замыслы Черного Мангаса, – был и он, Цаган Мерген Зоригте, в свои двадцать отчаянных лет уже прослывший отважным и умелым воином. Он и трое его людей, переодетые пастухами, побывали в хотоне Хара Богдо. Сами увидели, как бьется на ветру, на шесте-унине перед его кибиткой, черно-пестрое знамя – знамя войны. А на обратном пути, на границе саварских земель, их настигла погоня. Запутав следы, они успели уйти в ущелья Безводного кряжа, но в стычке с отрядом воинов Черного Мангаса погибли двое спутников Цагана. Третьего, умершего от ран у него на руках, Цаган, сам получивший стрелу в плечо, похоронил в русле пересохшей безымянной речки, завалив его тело камнями.

      Вот тогда, в тех выжженных зноем гиблых местах, и довелось ему, потерявшему в песках тропу, поглядеть в лицо Богу Смерти. Вода в полупустых бурдюках и притороченной к седлу бортхе кончилась на четвертый день после того, как он сбился с пути. Остатки вяленого мяса и хурсуна в переметных тулмах закончились еще