Кот, чьё имя нельзя называть. Виктория Травская

не отказывали себе в удовольствии подлить бензинчику в костёр фантазии шефа. В результате Патридис утратил всякое представление о реальности и перехитрил сам себя – начальство перевело его на другую работу, назначив на его место кого-то более предсказуемого.

      Фамилия предсказуемого оказалась Чумак, и народ принялся строить относительно его персоны самые весёлые предположения, в числе которых не нашлось только одного: что Чумак окажется женщиной. Такой засады не ожидал никто. Любовь Андреевна Чумак, извольте любить и жаловать!

      Отношения с ней у Стукова не заладились с первого дня. С чем бы он к ней ни обратился, её ответ начинался со слова «нет» без всякого объяснения, почему.

      Стуков умел подчиняться. Это первый навык, который усваиваешь в армии: приказы не обсуждаются, в чём бы они ни заключались. Единственная доступная форма протеста – свести к минимуму ущерб от начальственной дури отсутствием рвения при её исполнении. Этим Стуков владел в совершенстве, что не раз спасало не только его карьеру, но и погоны того самого начальства. Сорвался он лишь однажды, и это был урок. Прилюдное высказывание по поводу умственных способностей командира едва не стоило ему ссылки на Курилы с понижением в звании, и если бы не вмешательство вышестоящего начальства, вдруг решившего разобраться по существу, сейчас бы они с Мариной любовались на Тихий Океан. В звании, правда, всё-таки понизили…

      И вот на его седую голову свалилась эта Чумак. Чума! На оба ваших дома… Стуков заводился с пол-оборота, стоило только той открыть рот. Он стал больше курить и плохо спать. Марина часто просыпалась в пустой постели и шла искать Стукова. Обычно он бодрствовал в тёмной, чтобы не будить жену, кухне. Сначала в темноте вспыхивали два жёлтых глаза, потом раздавалось «мрррр», и Марина, включив свет, находила мужа с красными от дыма и бессонницы глазами. Поблизости непременно ошивался Ёптать, верная тень своего хозяина.

      – Поговорил бы ты с ней по душам! – сокрушалась Марина, усаживаясь на свободную табуретку. – Если не поможет, увольняйся! С голоду не умрём, похуже бывало.

      Стуков и сам не понял, как он оказался в Любиной постели. Началось с очередного её нет, которое, видимо, и переполнило чашу его терпения. Перебив её на полуслове, Стуков взорвался: