Не твой день для смерти. Алексей Алексеевич Васильев

вая в запыленные глаза манометров.

      Механики старательно ублажали капризных металлических истуканов охлаждающей эмульсией, лили ее на их разгоряченные сочленения, а иногда даже махали тряпками, как заботливые тренеры, между боксерскими раундами пестовали своих подопечных.

      В непривычной тишине после сигнальных трелей крана и пронзительного писка во время распиловки бронзовых деталей в первую минуту люди не могли совладать со своим голосом и вовремя убавить громкость. Поэтому, когда Клим протирал руки ветошью, он услышал отчетливые голоса за спиной и кличку, которой наградили его цеховики: "Профессор".

      Когда он повернулся, трое мордоворотов были уже рядом. Их подозрительный интерес к его персоне не радовал.

      К лоботрясам подошел еще один громила из соседнего цеха. Самый грузный и высокий (как его там?.. Засов) помахивал конвертом, давясь от хохота:

      – А ты что, Профессор, начал писать стихи в дамские журналы?!

      – Поздравляю, красотка, – скорчил рожу второй, – ты выиграла приз!

      Все четверо затряслись от смеха. Клим не сразу понял, в чем дело. А когда догадался, что это за письмо, похолодел от досады. Во рту пересохло от возмущения:

      – Верни…

      Вид Клима был настолько растерян и жалок, что жизнерадостная четверка от гогота сгибалась пополам.

      Клим оцепенел. Мысли скакали, как блохи на голове охранника заводского склада.

      И что-то в глубине души летело в пропасть.

      Климу нравился завод. Он здесь работал недавно, но был почти влюблен в кирпичный город, где проводил почти все свое время. Здесь не было выходных, и никогда не замирала жизнь. Казалось, что, если во всем мире исчезнут люди, этот завод остановится в последнюю очередь, чтобы дать прощальный гудок в память суетного и неблагодарного человечества.

      Здесь работали тяжело и ценили честный труд. И никто не обращал внимания на грубые манеры. Работа на заводе казалась Климу единственно подходящей для настоящего мужчины. К тому же она позволяла ему убежать от прилипчивых мыслей и воспоминаний.

      Изредка внезапный перезвон упавшей детали или вырвавшееся из какой-нибудь прорехи облако сизого пара напоминали ему о минувшей войне. Он вздрагивал и косился по сторонам. Нет, никто не замечал его секундную слабость.

      Работа спасала от бесцельного проживания вялотекущих дней. К тому же за это еще и платили. Что же касается всякого рода шутников, то это как бесплатное приложение к пятничному номеру про сад-огород: и читать не хочется и выкинуть жалко.

      Обращение с металлом, в представлении Клима, укрепляло характер, делало его таким же несгибаемым. На другом полюсе мужской иерархии находились нежные, женоподобные существа с кукольными ужимками – уличные актеришки, музыканты, стихоплеты и цирюльники. Правда, что самое ужасное, Клим, сколько себя помнил, тоже писал стихи. И скрывал это, конечно, ото всех. В его мире слово "поэт" не было похвалой. Может быть, поэтому он и выбрал самую мужскую профессию – токарь.

      Однажды прочел на обрывке газеты о поэтическом конкурсе. И не смог удержаться – отослал по указанному адресу свой давний опус, дописал еще пару строк в прозе, просто так, мысли "за жисть". И теперь из редакции пришел ответ. Его-то эти мерзавцы и перехватили.

      Клим писал под псевдонимом, но на конверте стояло его настоящее имя.

      – А может, ты еще для нас станцуешь! – не унимались шутники.

      – Письмо сюда, быстро! – как можно серьезней ломающимся от волнения голосом прокричал Клим, но это требование вызвало обратную реакцию. Хохот перерос в истерику.

      Наш герой оглянулся. В механическом цеху было пусто. Дождавшись перерыва, рабочие вышли во двор, чтобы глотнуть воздуха, пусть не идеально чистого, но хотя бы другого. В цеху никого не было, кроме двух все еще порхающих наладчиков. Единственным рабочим, ковырявшимся у своего станка, был Антоль: угрюмый, замкнутый, правильный мужик. Он никогда не лез с советами, но если нужно было решить какое-либо дело, часто шли к нему. Слово Антоля было законом. Сила этого великана была не только в слове. Попавшие под его кулак (за дело, разумеется) не скоро приходили в себя в заводской больнице.

      Его станок стоял недалеко от выхода. Токарь меланхолично поправлял резцедержатель, исподлобья наблюдая за происходящим.

      Немолодой и уже лысеющий Антоль был соседом Клима по нарам заводского барака. Неразговорчивым соседом. Впрочем, после смены было не до бесед – пришедшие со смены проваливались в сонное ничто под колыбельную из счастливого храпа уснувших первыми.

      Антоль был опытным рабочим. Специалистом высочайшего уровня. В нагрудном кармане он носил очки и мог читать даже сложные чертежи. За это ему прощалось все, даже рукоприкладство.

      Он мог проспать и опоздать на смену, мог раньше уйти. Но все знали, положенная ему норма будет выполнена в срок. Причем, идеально. Его трудоспособность и мастерство были невероятными. Он один легко заменял троих, при этом его работа была ювелирной. Хозяин завода, оказавшись в цеху,