Явление оракула. Игорь Николаевич Макаров

сидельца. Впрочем, срок его приближался к концу и настроение его незаметно улучшалось. Играли в тысячу, так как в более интеллектуальные игры, например преферанс, обитатели данной камеры, кроме этого высокоумного осколка высоких технологий, не умел никто играть. Очко было «типа» пьяницы, где мозгами шевелить не стоит, а передергивать карты, находясь в обществе «продвинутых» учителей, он давно научился. Было скучно, так что, когда завизжал замок в двери и появился на пороге камеры новый временный постоялец, то всеобщее внимание сразу обратилось на него, даже картежников.

      Сей мужик был среднего роста, довольно плотный, но изнеженный. Как человек, который в своё время занимался спортом, но бросил его и оброс жиром.

      – Глянь, Бил, – промолвил партнер данного компьютерного гения, которого все звали Билом Гейтсом, по клички Санёк, мужичёк в свои тридцать лет уже седой, сухощавый и вертлявый, с бегающими глазами жулика – где-то я видел этого фраера.

      Сей новоявленный мультимиллиардер, оглянулся через левое плечо и внимательно посмотрел на вошедшего.

      – Дурак ты, Санёк, тиливизир плохо смотришь, да это же сам Миша Ходаковский. Знаменитость. У тебя и всей твоей Читы денег меньше, чем у этого фраера. Да ты мечи карту, тут тебе облом по полной, и ты снова полезешь под шконку. У меня бочка, да и червонная небитка.

      Тем временем новичка обступили аборигенные обитатели сего пристанища жуликов и мошенников. Это напоминало встречу собачьей шайки с незнакомым псом, но псом серьезным, крупным и кусачим. Задираться никто и не думал и не смел. Впрочем, скоро все успокоилось и вновь прибывший занял свое место.

      Прошло некоторое время. Михаил оказался не очень разговорчивым, камерная шушера его не допекала, если кто-то пытался лезть к нему с разговорами, то Ходаковски просто осаживал их своим холодным насмешливым взглядом. Такое поведение с его репутацией мошенника и убийцы, привело к тому, что его стали просто боялись и сторонились. С такими деньгами, он явно мог оторвать любому башку, даже самому крутому. Единственно к кому он относился нормально и считал за человека, так это к новоявленному Билу Гейтсу, хотя последний не навязывался к нему в друзья. Они даже немного разговаривали, хотя компьютерщик не особо его чтил и не стремился с ним сблизиться. Он не любил людей умнее или успешнее себя.

      Перед самым освобождением они, наконец, разговорились. Было уже поздно, свет лампочки нагонял тоску. Ходоковский подошел к кровати, на которой сидел компьютерщик.

      – Я давно хотел спросить, что ты в тюряги паришься, а не на зоне? У тебя же статья не серьезная? – спросил он программиста.

      – Я здесь делал с месяц назад сеть и обслуживаю её сейчас. Меня начальник тюрьмы сам притащил, пообещал, что мне зачтут пребывание в тюрьме в срок. Я-то ему сеть делал и настраивал, а он это оформил, как будто нанимал людей, и те вроде бы делали, а деньги себе в карман положил. Я тоже не в накладе,– ответил тот неохотно.

      – Понятно,