Из ворон в страусы и обратно. Анна Яковлева

да что ж это такое? – возмутился неотразимый селекционер моделей. – Как можно мечтать о чем-то, будучи такой трусихой, а?

      Выпад показался Нилке более чем странным: одно с другим в ее сознании не вязалось. Ну, трусиха. Так ведь чужих мужчин нужно бояться. А при чем здесь мечта?

      – А при чем здесь мечта? – озвучила она свое сомнение.

      – Как при чем? – обрадовался Валежанин, будто только и ждал этого вопроса. – Как при чем? Трус мечтать не может по определению. Трус только и может, что трястись от страха, чтобы не дай бог что-то изменилось в его жизни. А что такое мечта?

      – Что?

      – Мечта – это перемены. Большие, если мечта большая, и маленькие, если мечта маленькая. Например, – с воодушевлением продолжал Валежанин, – ты мечтаешь о котенке. Это маленькая мечта, и перемены она повлечет за собой небольшие: лоток, мисочки, корм и разодранные обои. А вот большая мечта – выбор профессии, например, – влечет за собой серьезные перемены в жизни. Согласна?

      Нилка смущенно молчала. Ей было стыдно, как богоотступнице: она не была согласна с вершителем судеб – скаутом Валежаниным. С ее трусливой точки зрения, мечта и цель были разными вещами.

      – Что молчим? – не отставал богочеловек.

      – Мечта может никогда не стать реальностью, – отважилась возразить Нилка.

      – А-а, вот, значит, как! – Валежанин с интересом уставился на собеседницу. – Ты хочешь сказать, что у тебя была не мечта, а цель? Поэтому ты здесь? И это значит, что ты вовсе не трусиха? Я угадал?

      Польщенная Нилка застенчиво улыбнулась:

      – Примерно.

      – Тогда ты оценишь мое предложение, – коварно подошел к интересующей его теме Валежанин и торжественно замолчал.

      – Какое? – заерзала Нилка.

      – Я предлагаю тебе работу модели. Оплачу учебу на курсах, возьму в штат и все такое. Подробности обговорим потом. Ну как?

      Нилка боялась пошевельнуться: для ее неокрепшей психики два предложения за один день и машинка «Зингер» были слишком серьезным испытанием.

      Да еще этот неотразимый мачо совсем не следит за речью. Сначала «красавица», теперь «модель» – это же… это… ах, да что там говорить! Она даже мечтать о таком не смела!

      Радость омрачалась только одним соображением: техникум-то она не окончила. Ей еще год корпеть над учебниками. Вряд ли бабушка одобрит, если она не доучится.

      На Нилкином лице отразилась борьба, скаут, он же Вельзевул, поспешил закрепить результат:

      – Что такое модельер-закройщик в сравнении с Клаудией Шиффер, например, или нашей Натальей Водяновой? Отстой! Если, конечно, ты не кутюрье вроде Лагерфельда или Кардена. Ты Лагерфельд?

      – Н-нет, не знаю, – промямлила Нилка.

      – Вот и я говорю. Не Лагерфельд. Тогда зачем тебе эти выкройки, лекала и рулоны тканей?

      – Но ведь неизвестно, смогу я стать звездой подиумов или не смогу.

      – А я зачем? – искренне изумился скаут. Чем-то он сейчас напомнил Нилке Карлсона.

      – Но ведь не вы же будете дефилировать?

      – Верно, – коварно усмехнулся Вельзевул-Валежанин, – но именно я тебя этому научу.

      – А