Буря в бокале. Евгений Михайлович Лето

солнцу. Изредка, он взмахивал косматой нечёсаной гривой отгоняя надоедливую мошкару, привлечённую выступившей испариной на огрубевшей от прожитых лет кожи.

      Горячий, раскалённый, как в духовке за день воздух смаривал, делая, неспешным, заторможенным весь окружающий мир. Медленно проплывающие по обе стороны деревья, казались застывшими в сладкой дреме истуканами, ленящимися пошевелить, даже самым мелким листочком. Ни переливов соловья, ни трели канареек, ни возни в траве насекомых, полный штиль, живой мир замер, словно в литургическом сне.

      Тени острых крон едва, хватало, чтобы перекрыть треть дороги. Поэтому, правивший телегой бортник держался у самой обочины. Правда, тенёк ни давал никакой ощутимой пользы, создавая лишь иллюзию прохлады. Но за не именем ничего другого приходилось довольствоваться малым.

      Сзади него, усевшись на бочку и свесив ноги вниз, ехал дородного вида священнослужитель. На нём была одета коричневая ряса, свидетельствующая, о том, что обладатель ее принял обет странствий, проповеднического служения. С могучей шеи свисала толстая серебряная цепь с продетым в неё символом веры и святости Мируса пятиконечная звезда. Время от времени он проводил огромной лапищей по низкому лбу, смахивая выступивший пот, и подносил ко рту, что прятался в густых зарослях тёмной бороды припасенную фляжку. Было видно, как тяжело он переносил жару, и только, не иначе как, истинная вера придавала ему сил продолжать свой тернистый поход праведности.

      – Преподобный брат Унцио, правду ли молва ходит, что адская жара это наказание людям за грехи их? За деяния не добрые?– обратился скучающий бортник к своему почётному пассажиру.

      – Ничего Рони не происходит без участия Светлоликого Мируса!– зычным голосом ответил ему монах, отгоняя при этом свободной рукой назойливо кружащую перед фляжкой муху.– Его длань распростёрта над всей обитаемой и не обитаемой землёй. Бог насылает нам грешным испытания, дабы мы, исстрадавшись, пришли к истинной вере!

      – Но, ведь и добропорядочные люди вынуждены страдать. Причём они здесь? Почему такая несправедливость?

      Хлебнувши из фляжки ещё, Унцио пустился в более глубокие объяснения.– Праведные люди, на то и праведные, что постоянно страдают. Ты разве не знаешь, что страдания вминаются им за благо? Через лишения и невзгоды на них сходит благодать господня. Это великая радость испытать её в полной мере на себе. За это можно отдать э…– монах немного сбился с мысли, не зная сам, что можно отдать взамен, поэтому в итоге решил отвертеться дежурным.

      – Всё на свете!– Довольный своей речью он сделал глубокий глоток из подорожной фляги.

      Бортник замолчал, переваривая услышанное, блуждая, как в лабиринте в косноязычных изъяснениях странствующего монаха. Затем неуверенно спросил.– Так, что же нам делать предуховный Унцио?

      – Поститься и, не переставая молиться! Почаще падать на колени и биться об пол до исступления головой! Дабы Мирус услышал нашу мольбу и сжалился.

      Видя кислую