Под выцветшим знаменем науки. Сергей Дженюк

неопределенной генеральной совокупности, зависящей от маршрутов экскурсий, потраченного времени и случайных вариаций в распределении объектов исследования. Сколько нужно подобных выборок, чтобы отслеживать видовое разнообразие и внутривидовую изменчивость насекомых на выделенной территории? Сколько понадобится сборщиков, все ли они будут такими же квалифицированными и добросовестными, как Любищев? Вопросы не такие уж праздные, но за 20 лет работы в биологическом институте я не заметил, чтобы они кого-то интересовали применительно к нашим задачам.

      Теперь посмотрим, насколько система Любищева способствует научной карьере. Сам он, безусловно, не стремился к чинам и отличиям, хотя докторскую степень и профессорское звание получил в надлежащем возрасте, между 45 и 50 годами. На выдвижение в АН СССР или хотя бы ВАСХНИЛ не претендовал, о государственных наградах и премиях никаких упоминаний в биографии нет. Труднее понять, почему при высоком авторитете в научной среде его никуда не выбрали почетным доктором, не приглашали за границу, хотя бы в братские страны. Может быть, это получилось из-за добровольного выбора провинции вместо Ленинграда и ухода на пенсию в расцвете сил. Но такой образ действий больше подходит человеку, живущему «медленно и мудро» (см. эпиграф) и, во всяком случае, не занятому каждодневным самоконтролем. Прогуляться, если позволяет погода, за пополнением коллекции земляных блошек (может быть, в дождь они прячутся?), записать в дневник умную мысль, поделиться ею в письме к иногороднему коллеге, заодно сообщить ему о погоде в Ульяновске и домашних событиях, вечером почитать то ли труды Докучаева, то ли детектив Сименона, посмотреть телевизор (тогда был выбор из двух черно-белых каналов) – трудно совместить это с регулярными планами и самоотчетами.

      Оставим эти сомнения при себе и обратимся к судьбе человека, который прожил намного меньше, достиг, по любым меркам, намного большего и до конца своих дней, в отличие от Любищева, оставался в состоянии глубокого внутреннего разлада (здесь и дальше Сергея Ивановича Вавилова я буду называть только по фамилии; Николай Иванович Вавилов и, если понадобится, другие члены семьи будут упоминаться с указанием имен или инициалов). Было бы интересно разобрать параллельные биографии этих двух ученых. Любищев и Вавилов – почти ровесники, выросли в столицах (петербуржец и москвич), получили отличное образование, прошли Первую мировую войну (Любищев на тыловой службе, Вавилов на фронте и даже в кратковременном плену). В годы революции и Гражданской войны занялись наукой (здесь советские биографы не вдавались в подробности) и всю последующую жизнь сочетали научную специализацию с широкими гуманитарными интересами. Оба прошли правильный семейный путь, а о чем-либо за пределами «видимой части спектра» (как мог бы сказать сам Вавилов) известные мне источники не сообщают. Все это – сходные моменты, а о различиях речь пойдет как раз дальше.

      Книгу Вавилова я купил там, где он и сам делал многие