Время небытия. Soniku

уютной квартире. Себастьян привез с собой молодого вина и варил глинтвейн, Анна согревалась им, укутавшись в теплый плед. Вампир стоял у окна, изучая город сквозь капли дождя на стекле.

      – А вампиры могут простужаться? – спросила его Анна.

      – Мы – нет. А ты все еще слишком человек, – отвечал ей Себастьян. – И будешь им оставаться, если вновь не ступишь на путь превращения.

      – Когда же ты снова поделишься со мной своей кровью? – подняла она на него глаза.

      – Что ж, – усмехнулся вампир. – Я готов.

      – Но сначала расскажи мне о своем превращении, – попросила его Анна. – Ты обещал продолжить свой рассказ.

      – Мое превращение… Я уже рассказывал тебе, как все началось. Противник того древнего вампира, который чуть не убил меня, пришел ко мне в дом и предложил свою помощь. Я не отказался, но сначала попросил рассказать мне о своем будущем, все до конца. Он не скрывал, что я ступаю на проклятый путь, путь небытия, когда смерть отступает от тебя и начинает требовать кровавые жертвы в обмен на полученное бессмертие. Он рассказал мне, что милосердие к людям оставит меня, а я стану палачом невинных в неотвратимой жажде насыщения. Я даже могу начать убивать своих близких, только чтобы утолить жажду крови. Я спросил его тогда же, можно ли этого избежать, можно ли сохранить в себе хоть каплю человечности.

      – Посмотри на меня. – сказал он. – Я пришел к тебе, потому что, несмотря на мою натуру хищника, несмотря на то, что я сам палач и пью кровь одних лишь злодеев, я сохранил в себе милосердие. Да, это непросто, ведь нас подстерегает безумие, а кровь смертных взывает к нашим душам и сводит нас с ума. Но это возможно. И я хочу воспитать хотя бы одного такого же, как я, бессмертного, для кого короткая смертная жизнь не пустой звук, того, кто будет щадить своих жертв и забирать себе ровно столько крови, сколько нужно для пропитания, не убивая их, не устилая свой вечный путь смердящими трупами.

      Он стал приходить ко мне раз в неделю и поить своей кровью. Заодно он рассказывал о том времени, в котором он родился – а родился он на полвека раньше меня, – о том, как входил в моду и просвещенные умы романтизм, после века европейских революций и бессмысленного кровопролития вновь стали говорить о праве на свободу, о праве на справедливость. У него самого были большие планы на жизнь, он был поэтом, дружил с Байроном и вместе с ним хотел отправиться на Балканы помогать восставшим против ига рабства народам. И он уехал бы, если бы его самого не поймал в подворотне Робеспьер, самый древний вампир из всех, кого мы знали…

      Я уже рассказывал, что Робеспьер сделал его вампиром против воли, быстро и жестоко, в насмешку над его просвещенными взглядами. Несмотря на насилие, совершенное над его жизнью, мой наставник не утратил милосердия, и он долгое время оставался для меня самым человечным вампиром из всех, кого я знал.

      Себастьян сделал паузу, налил Анне новую порцию горячего глинтвейна и продолжил свой рассказ. Дождь на улице не утихал, заполняя воздух тихим шуршанием и еле слышным предчувствием осени.

      – В