Зелёное пальто. Владимир Дэс

некогда ссылали «декабристов», а затем большевиков, коммунистов, за коммунистами: оппортунистов, троцкистов, космополитов, диссидентов и немногочисленных пока олигархов.

      Профессора этого мы прозвали Шаманом. С детства одна нога у него была короче другой, и поэтому на охоту соплеменники его не брали. Вот он от безделья читал и читал, читал и читал единственную на весь Нерчинск книгу «Капитал» Карла Маркса, забытую кем-то из ссыльных революционеров. А читая, так полюбил, что выучил ее наизусть.

      И когда «это чудо» выросло, его как необычный экземпляр привезли из Нерчинска в Ленинград. Здесь ему без диссертации, как представителю малой народности, присвоили звание профессора и направили в наш университет преподавать политэкономию загнивающего капитализма.

      В своей жизни он так и не прочитал больше ни одной книги. И говорил исключительно цитатами из «Капитала».

      Среди студентов чудаков тоже хватало.

      С нами учились эфиопы, румыны, йеменцы и даже один монгольский национальный поэт – вроде нашего Пушкина в Монголии.

      Он хоть и был поэтом, но унитаз за четыре года так и не освоил. Как приспичит, идет в туалет, сядет в уголке мимо унитаза и упрямо делает свое дело, сочиняя при этом стихи.

      Хорошие ребята были из Анголы.

      Постоянно просились с нами в баню, хотели отпарить свою черную кожу добела. Это я как-то сказал, пошутив, что русские раньше тоже были черными, но березовыми вениками в бане отпарились добела. И они поверили.

      Как верили всему, чему их учили в СССР.

      После третьего курса меня и еще четырех студентов отправили на двухмесячную практику в Ригу. Руководитель нашей практики принял нас в своем кабинете, ощупал наши мышцы, осмотрел зубы и отправил в Юрмалу, к себе на дачу. Полоть и копать грядки на его огороде.

      А поскольку Юрмала была курортной зоной с огромным количеством ресторанчиков и скучающих девушек, мы возражать против такой повинности не стали.

      Вначале обошли все ресторанчики.

      Потом познакомились с девчонками – патрульными ГАИ. Они съезжались со всего Союза, убегая от несчастной любви в рижский спецбатальон, единственный в стране, куда принимали девушек.

      И на всех перекрестках Риги стояли элегантные регу лировщицы, в юбочках и пилоточках.

      В выходные, свободные от сельхозработ на даче, дочь руководителя практики, коренная рижанка, устраивала нам, практикантам, экскурсии по их красивому, древнему городу.

      Начинала она с центра Риги от памятника Свободы.

      У него она произносила длинные патетические речи.

      О свободе малых народов и о русских, душивших эту свободу.

      О проспекте, который сейчас называется именем Ленина, а ранее назывался Гитлер-штрассе.

      О тех инородцах, которые приходили в их красивый город и переименовывали их улицы.

      От столь длинного и туманного предисловия экскурсанты скучали и расходились, кто куда.

      Оставался один я.

      Она невозмутимо продолжала для меня одного эту познавательную речь. А затем, не спрашивая,