В свете старого софита. Роман-трилогия «Побережье памяти». Книга первая. Мария Романушко

экзотические бандероли, но я никому не отказывала, помню: упаковала даже пять футбольных мячей в Грузию! Начальница чуть в обморок не упала от этих бандеролей, очень ругала меня за слабохарактерность (надо уметь говорить посетителям твёрдое «нет!»), но дело было сделано. Так что пять грузинских мальчишек радовались чудесному новогоднему подарку. И я вместе с ними.

      Пока упаковывала и оформляла бандероли, посетители начинали рассказывать свои истории… Странно: сама бы я, придя на почту, ни за что бы не стала рассказывать приёмщице о своей жизни. А мне почему-то рассказывали…

      Мне нравится работать руками (хотя голова тут тоже нужна). Я устанавливаю личные рекорды по скорости упаковки бандеролей. Я стала местной достопримечательностью: есть люди, которые просто приходят посмотреть, как я это делаю. И приводят знакомых.

      Упаковываю и слышу шёпот: «Да, это она… Гляди, гляди! Хоп – и готово. Фантастика! Прямо цирк какой-то. Как она это делает?..»

      Мне пишут благодарности в «Книгу жалоб».

      Один старичок приходил, усаживался за столиком в зале и сидел подолгу.

      – Вы что-то хотели? – спрашиваю его.

      – Я просто любуюсь, как вы работаете.

      * * *

      Эта зима пахла горячим сургучом…

      В ту зиму меня постоянно преследовал запах горячего сургуча. Он тянулся за мной по зимней морозной улице – как шлейф… Не то что бы он был неприятный, но он был слишком густой и прилипчивый: одежда, волосы – всё пахло горячим сургучом.

      Казалось, и все внутренности у меня пахнут сургучом.

      * * *

      В эту зиму появились шариковые ручки! Но они пока редкость, дефицит. Поэтому открылись пункты заправки стержней. Туда всегда очереди. Можно весь обеденный перерыв простоять, пока заправишь свою ручку. Один стержень используется много раз, пока шарик не разбалтывается до такой степени, что ручка начинает протекать. Тогда её с жалостью приходится выбрасывать.

      * * *

      Старички и старушки, которые приходят просто пообщаться. Усталые, замотанные женщины. Приходят одни и те же. Я всех их уже знаю: кто-то посылает бандероли в воинскую часть, кто-то – в лагерь, у кого-то дети и внуки служат в армии, у кого-то сидят за колючей проволокой. Такова жизнь. Я помню всех в лицо, узнаю почерка. Помню все их истории, которые они мне рассказывают, пока я оформляю их бандероль и выписываю квитанцию.

      Один дядечка долго стоял, очень долго, всё не уходил, смотрел, как я работаю. Мешал мне своим взглядом. Потом спрашивает:

      – Вы что, всех помните?

      – Ну, да. Если я человека один раз увидела – то уже запомнила навсегда.

      – Вам надо работать разведчицей с вашей зрительной памятью! А не на почте.

      – Кем?!

      – Разведчицей.

      – Шпионкой, что ли?

      – Зачем же так грубо? Не шпионкой, а разведчицей! Такая уникальная память зря пропадает.

      – Она не пропадает.

      – Но не на почте же работать с такими