Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации. Иван Саблин

образом на опубликованных источниках.

      Дискурсы национализма и регионализма повлияли не только на проекты независимых или автономных образований на российском Дальнем Востоке, но и на само формирование имперского и постимперского региона в 1905–1922 годах. Тем не менее вопреки точке зрения Стефана, который возводит «последовательную региональную идентичность» к административному объединению Приамурского генерал-губернаторства в 1884 году и к экспансии в Китай в 1896 году, в результате которой интересы империи и региона начали противоречить друг другу[60], настоящая книга утверждает, что главной основой коллективных действий был не дальневосточный регионализм, не идея отдельной региональной политической общности, существование которой подразумевали интеллектуалы и бизнес-элиты региона, а скорее региональная версия русского или российского национализма, включавшая регион в более широкое сообщество русских или россиян[61].

      Настоящая книга, определяя национализм как гетерогенный и амбивалентный дискурс, использующийся для воображения и консолидации политического сообщества и мобилизации разнородного населения[62], исследует, как оформлялись политические действия в дискурсивном смысле и как конкретные идеи позволили закрыть вопрос[63] о будущем российского Дальнего Востока в России и за границей. Другими словами, настоящая книга стремится показать, что, хотя дискурс регионализма и фигурировал в дискуссиях, интеллектуалы и политические деятели Дальнего Востока в основном опирались на национализм. Многие из них использовали регионализм или отдельные его элементы для защиты националистических взглядов на прошлое, настоящее и будущее региона, на его политическое и экономическое устройство и государственную принадлежность. Действительно, Краснощёков и некоторые другие поступали скорее наоброт, продвигая собственный регионализм с использованием националистических лозунгов, но их было на Дальнем Востоке меньшиство.

      Стоит отметить, что после Русско-японской войны и сибирское областничество оказалось тесно связано с оборонческим имперским национализмом. Сам Потанин в 1908 году обосновывал необходимость автономии Сибири и, в первую очередь, «Дальнего Востока Сибири» японской опасностью. По его мнению, Сибирь была «предназначена играть роль буфера между европейской Россией и Японией» и нуждалась в реформах, чтобы повысить свою обороноспособность, а значит, и обороноспособность Европейской России[64]. В 1914 году Элбек-Доржи Ринчино, горячий сторонник сибирского областничества и бурятского национализма, утверждал, что Сибирь и Европейская Россия не выживут друг без друга – Сибирь будет неизбежно поглощена Японией или Китаем, а Европейская Россия не выдержит, если ее отрезать от Тихого океана, исключительно важного для ее будущего[65].

      Анализ газет, прокламаций, публичных речей, парламентских дебатов и закрытых партийных дискуссий с 1905 по середину 1920-х годов позволил понять, почему политической и дискурсивной

60

Stephan J. J. The Russian Far East. P. 2, 93–98.

61

Levinger M., Lytle P. F. Myth and Mobilisation: The Triadic Structure of Nationalist Rhetoric // Nations and Nationalism. 2001. № 7 (2). Р. 175–194.

62

Anderson B. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism.

63

Deetz S. Democracy in an Age of Corporate Colonization: Developments in Communication and the Politics of Everyday Life. Albany, NY: State University of New York Press, 1992. Р. 187.

64

Потанин Г. Н. Нужды Сибири. C. 116–117.

65

Ринчино Э.-Д. Областническое движение в Сибири и социал-демократия (1914) // Элбек-Доржи Ринчино: документы, статьи, письма / Редкол. Р. Д. Нимаев, Б. Б. Батуев, С. Б. Очиров, Д.-Н. Т. Раднаев. Улан-Удэ: Ред. – изд. отдел Минпечати Республики Башкирия, 1994. С. 32, 34.