Манипулятор. Ростислав Олегович Нестеров

посмотрел на замолчавших от такого пристального внимания приятелей, после чего вежливо улыбнулся, слегка поклонился и ни с того ни с сего заявил:

      – Хотел мимо пройти, но не смог… – незнакомец ловко наступил на край ящика, так что тот встал вертикально. – Уж больно интересные вещи вы тут обсуждаете. Прямо за душу берет!

      И он сел на свой ящик, сложив руки на коленях и с интересом поглядывая на писателя и режиссера поочередно. Всем своим видом он словно говорил:

      «Ну-с, что же вы замолчали?»

      – Тебе чего надо? – довольно грубо спросил режиссер. Он вообще не отличался особой вежливостью и мог без особых размышлений что называется «чесануть в грызло» и за менее наглое поведение, чему пример его сегодняшняя дискуссия с директором театра.

      – Мне ваша мысль насчет мозгов понравилась, – совершенно спокойно ответил незнакомец, – очень, знаете ли, меткое определение и…

      – Я тронут, – не меняя тона, перебил режиссер, – а теперь двигай отсюда и быстро!

      И он слегка поджал ноги, чтобы сподручнее было вскочить и показать этому небритому хаму верное направление движения.

      – Да, – писатель, как человек более деликатный, склонный к мирному разрешению конфликтов выразился несколько мягче, – вы бы шли по своим делам!

      Но незнакомец, не меняя позы, коротко усмехнулся и быстро, явно стараясь успеть до начала мордобоя, заговорил. Он буквально в двух словах, но очень ярко и убедительно разъяснил, почему забавная история про индюков с драматическим подтекстом не имеет сценической перспективы, отчего Гуськов уже начавший вставать как-то расслабленно опустился обратно на скрипнувший ящик и растерянно посмотрел на писателя. А тот с не менее растерянным видом внимал откровениям незнакомца уже в адрес своего неудавшегося романа:

      – Где конфликт? Где накал страстей? Вот вы пишите о провинциальной девушке, обманутой развращенным столичным ловеласом, она у вас еще потом на вокзале стоит, на самом краю платформы… – незнакомец презрительно усмехнулся, – Это господин писатель не страсти, а страстишки пропахшие нафталином! Вот если бы она своего обидчика утюгом по голове стукнула и с помощью тупых ржавых ножниц навсегда лишила возможности шалить подобным образом…

      – Ну, знаете ли! – писатель слегка поджал ноги, чтобы сподручнее было вскочить и популярно разъяснить этому нахалу что к чему. – Такую гадость вы сами пишите. И вообще нечего копаться в чужих рукописях!

      Но тут он почувствовал, как режиссер положил руку ему на плечо и тихо, но убедительно произнес:

      – Подожди… Пусть скажет…

      – Да ты послушай, какую чушь этот козел несет! – писатель был возмущен до глубины души. Это же надо было так обойтись с его романом: он придумал светлый и чистый образ, точно сотканный из прозрачных лунных лучей, а его превратили в какого-то кровавого монстра орудующего утюгом!

      – Напрасно вы так господин писатель, – в голосе незнакомца зазвучала неприкрытая