Пророк. Георгий Юров

семь дней, прежде чем человек, называвший себя Валаамом, вновь напомнил о себе. Всё это время он скитался по городу, уходя рано утром и приходя вечером. Мариам подозревала, что на работу он так и не устроился, хотя монеты у него иногда появлялись, ими он расплачивался за жильё и продукты на рынке, из которых хозяйка готовила им обоим еду. И это ещё больше беспокоило старуху.

      Однажды вечером она пришла домой, когда Валаам, поужинав, уже ложился спать (он имел обыкновение рано вставать и рано ложиться), и сев на циновку в их единственной комнате запричитала, скорбно качая седой головой: – У соседки дочь умирает, ребёнок десяти лет. Бог забирает её к себе так рано за грехи наши и скольких ещё заберёт. Она выросла у меня на руках, я нянчилась с ней как с собственной дочерью и никогда не думала, что мне придётся её хоронить.

      – Ведь она же ещё жива.

      – Пока да, но умрёт обязательно; мы бессильны раз на то воля божья, – строго ответила женщина. Она любила несчастную Фейгу, но глаза её оставались сухи – смерть была обыденна и привычна в те суровые времена, и ник-то не знал что лучше, умереть в детстве или жить долгие годы в мучениях.

      – Отведи меня к ней Мариам, может быть я как-то смогу ей помочь, – приняв решение, Валаам поднялся на ноги и, сложив кое-что из своих вещей в походную суму, накинул плащ.

      – Да разве ты лекарь? – спросила старуха, недоумённо взглянув на него.

      – Нет, но значит ли это что мне нельзя исцелять людей?

      В доме несчастной Фейги шло приготовление к скорым похоронам. По старому обычаю трупы не предавали земле, дабы не отравлять её продуктами разложения и не сжигали, чтобы не осквернять огонь, олицетворявший собой Бога. По вере предков не было никакой загробной жизни, переселения душ или чего-то подобного, а смерть, будучи конечным маршрутом пути, являлась победой зла над добром и дабы как можно скорее ограничить распространение этого зла человека обычно хоронили в день его гибели.

      Обряд погребения начинался с обмывания тела, на него одевали чистую, но старую одежду, поскольку расточительность по древней вере являлась грехом и в железном гробу относили в башню Молчания, которую строили на самой высокой точке за городом. Сверху деревянная башня не имела крыши, чтобы стервятники и вороны могли склёвывать с трупов мясо, затем кости высушивались и складывались в урны внутри помещения. Люди верили, что Гонзо создал этих птиц, дабы помочь душе освободится от мёртвой плоти. Пол круглой башни являлся своеобразным кладбищем, поделённым на сектора для мужчин, женщин и детей. Труп укладывали в соответствующий сектор в овальное углубление и привязывали верёвками к крюкам, чтобы птицы не растащили останки. По возвращению домой родственники усопшего в течение трёх дней проводили поминальные обряды, пока душа покойного ожидала божественного суда, и это было лучшей памятью об усопшем, нежели сооружение склепов.