Анна Австрийская. Первая любовь королевы. Шарль Далляр

почти в таком же костюме, пожилой, волосы и борода которого начали седеть. У него были вздернутые кверху усы и остроконечная бородка. По костюму он казался аббатом скромной наружности и не снял шляпы, а под ее широкими полями вся верхняя часть лица оставалась полузакрыта. Пасро, бросивший на него пытливый взгляд, мог различить под полями шляпы только прямой и острый нос, и брови, нависшие над глазами, почти зажмуренными.

      Человек этот быстро прошел по комнате и прислонился спиною к камину. По милости этой тактики свет был позади него, и клерк не мог видеть его физиономии. Однако Пасро не трогался с места. Он его не знал, он не имел с ним никакого дела, и так как при входе он его не заметил, он счел приличным для своего достоинства сделать то же, и, чтоб сделать вид, будто он им не занимается, он повернулся к нему спиной и принялся рассматривать деревянное распятие, висевшее на стене.

      Наступило минутное молчание, во время которого Пасро чувствовал, хотя не видел, как неприятно тяготеет над ним взгляд незнакомца. Впечатление это сделалось даже так стеснительно, что он чуть было не обернулся, в надежде это прекратить, когда внятный, отрывистый, резкий голос раздался в его ушах и заставил его обернуться как бы от электрического потрясения.

      – Вы ждете аббата де Боаробера? – сказал незнакомец.

      – Да, – отвечал Пасро, вдруг оробев.

      – Аббат де Боаробер не придет. Я пришел вместо него.

      Клерк вздрогнул от удивления, но не ответил ничего.

      – Следовательно, вы должны мне сказать все, что сказали бы ему, – прибавил незнакомец.

      Такого казуса Пасро не предвидел. Настала минута жестокого затруднения и замешательства. Что он должен был делать? Аббат де Боаробер предупредил его: «Если ты сделаешь вид, что понял что бы то ни было, ты погиб», – сказал он ему.

      Отказаться отвечать этому человеку, который выдавал себя за присланного им, может быть, с единственной целью испытать его, не значило ли безмолвно сознаться, что он понял, по крайней мере, важность того, что заставляли его сделать? Но, отвечая, знал ли он, кому он отвечает? Если этот человек, который выдавал себя за посланного Боаробером, лгал; если это был какой-нибудь изменник, которому он глупо разболтает тайны аббата, в какое ужасное положение поставит он себя! Какое ужасное наказание наложит на него аббат, чтобы заставить его искупить эту измену! К нему пришло вдохновение, проблеск гениальности. Он придумал способ сохранить, как говорится, и капусту, и овцу.

      – Милостивый государь, – отвечал он, придав своей физиономии, по природе довольно наивной, как у всех людей, которых природа одарила круглым, полным и безбородым лицом, самое глупое выражение, – мое дело с аббатом де Боаробером не важно, и я не думаю, чтобы в этом заключалась малейшая тайна, но я не могу, однако, сказать об этом первому встречному, потому что ни вы меня не знаете, ни я вас, и мы можем обмануться оба.

      Незнакомец сухо прервал его движением руки.

      – Вас