Метаморфоза. Декалогия «Гравитация жизни». Жанна Швыдкая

медленно перебрался. Спрыгнув на землю, я радостно захлопала в ладоши и удовлетворённо поцеловала своего мужчину. Выбрав площадку посуше, мы решили разбить лагерь. Сырые ветки и шишки гореть не хотели, кора едко дымилась, и каждый раз огонь словно захлёбывался. В лесу темнеет быстро. В какой-то момент мне даже показалось, что ещё чуть-чуть – и нас проглотят липкие сумерки. Истратив почти весь коробок спичек, Алексей наконец раздул костёр. Отжав мокрые брюки и кроссовки, он повесил их на длинные палки под углом к огню, и мы принялись готовить ужин. Неожиданно выяснилось, что собирать на стол особо нечего – провиант был рассчитан только на одного. Тушёнки в жестяной банке хватило ровно на два бутерброда, четыре сырые картофелины и десяток кислых яблок мы честно разделили между ужином и завтраком, а с неуёмным голодом пришлось договариваться за казанком чая с чабрецом и мятой, заваренного на глинистой воде из знакомого уже ручья.

      После еды стало немного веселее, однако по-прежнему донимала сырость, особенно полураздетого Алексея, мокрые вещи которого безнадёжно коптились над костром. Стемнело. Языки пламени недобро прыгали на фоне ночного леса, а обострившийся слух улавливал малейший треск и шорох. Разговаривать ни о чём особо не хотелось, и, подбросив в костёр толстое бревно, мы забрались в палатку. Втиснуться вдвоём в одинарный спальник у нас не получилось, спать поочерёдно тоже не хотелось, к тому же мне было страшно оставаться одной возле костра. Выбравшись наружу, Алексей настрогал еловых лап и сделал в палатке настил. Прижавшись спинами, мы укрылись спальником и попытались уснуть. Жёсткие ветки давили рёбра, ледяной холод от земли вытягивал из тела последние капли тепла, а спальник куда-то постоянно уползал. Промучившись час, я вылезла из палатки. Глаза слипались, тело тряслось от холода, крохи еды давно рассосались, и живот напомнил о себе неприятными резями. От собственной глупости хотелось выть. Присев на корточки, я протянула к костру дрожащие руки. Толстое бревно всё ещё бодро горело, выбрасывая в тёмное небо снопы живых искр. Этой страшной ночью огонь оставался моим единственным спасением. Подставив теплу промёрзшую спину, я с наслаждением закрыла глаза. В следующее мгновение нос уловил запах тлеющей ткани, и, вскрикнув от страха, я тут же упала спиной на мокрую хвою. Убедившись, что всё в порядке, села на корягу и безучастно уставилась на огонь. Тепло медленно расходилось по телу, наполняя глаза слезами жалости к себе. Сколько я так просидела – не знаю. Неожиданно порыв ветра стремительно пронёсся по верхушкам, крона зашелестела, где-то совсем рядом заскрипел старый ствол и, вторя ему, громко прокричала птица. Словно очнувшись, я вытерла слёзы и, подбросив дров, принялась обдумывать ситуацию. Знакомиться с идолом расхотелось, ни о каком длительном походе речи уже быть не могло. «Дотянуть бы до утра, а там – сразу домой», – глубоко вздохнув, подумала я. Но вот где этот самый дом и где мы вообще находились, я абсолютно не понимала. Доверившись Алексею, я утратила контроль