Дом окон. Джон Лэнган

почти ни слова, и увидела слезы, струящиеся по щекам. Он не издавал ни звука. Просто сидел, ел цыпленка с горохом и заливался слезами. Кажется, он плакал уже какое-то время, поскольку на рубашке виднелись два темных пятна – в тот вечер на нем была джинсовая рубашка, которую я ему купила. Я потянулась через стол и положила руку ему на плечо. Он продолжал есть; слезы капали из его глаз. Я спросила:

      – Роджер, дорогой, что такое?

      – Тед, – произнес он. По интонации, с которой он произнес его имя, я все поняла. Я знала: Тед мертв.

      Я сказала:

      – Роджер. О, Роджер.

      – Джоан позвонила и сказала мне, – продолжал он. – Сказала, что он патрулировал местность и попал в засаду. Больше она ничего не знает. Больше ей никто ничего не говорит.

      – Дорогой, – сказала я. – Мне очень, очень жаль.

      – Вот и все, – всхлипнул Роджер. – Моего малыша больше нет.

      Тогда не стало и Роджера. Конечно, не в тот самый момент, но, если бы меня спросили, когда он ступил на тропу саморазрушения, я бы выбрала именно этот. Правда, он был не единственным. Взять хотя бы то, как повлияло на него возвращение в Дом Бельведера.

      К такому решению он пришел сам. Если бы мы вместе сели и обсудили этот вопрос, я бы сказала, что не против съехать с квартиры – такая крошечная, и с каждым днем она будто все уменьшается – и давай уже, ради бога, уедем куда-нибудь. Не знаю, помогло бы нам, если бы мы собрали вещи и переехали в совершенно другое место. В другой штат. Роджера, вне всякого сомнения, с легкостью бы взяли в Бостонский колледж или Коннектикутский университет. Такой переезд тянул за собой еще ряд проблем, но какими бы они ни были, вряд ли могли быть хуже тех, которые поджидали нас в коридорах Дома.

      Роджер держался. Точнее, хорошо держался первые несколько дней. Он был в шоке. И я тоже, но с одним отличием. То, что чувствовала я, было похоже на чувства, которые испытывают люди, когда умирает кто-то известный и далекий. Как будто я проснулась и узнала, что Курт Кобейн застрелился. В голове не укладывалось. Это же тот парень, чья музыка для меня так много значила. Он будто написал саундтрек к моей жизни, понимаешь? А потом приставил ружье к своей голове. Потеря? Бесспорно, но теряешь лишь придуманный тобою образ человека, которого ни разу не встречала. Зная о последней встрече Роджера и Теда ты, наверное, думаешь, что Роджер был опечален и расстроен, но чувства эти были несущественными. Внешне казалось, что он в значительной мере дистанцировался от Теда. Но это было притворством. Что бы плохого между ними ни случилось, у него всегда оставались хорошие воспоминания. Даже после последней, отвратительной стычки я, заходя к нему в кабинет в колледже, замечала, как он спешно отводит глаза от фотографии Теда в бейсбольной форме, которую он так и не снял с книжного шкафа. Кто знает? Может, Роджер всего лишь размышлял, каким паршивцем вырос Тед. Суть в том, что ему не удалось разобщить себя с сыном, как бы он ни пытался. И это вселяло в меня надежду на то, что, возможно, однажды они с Тедом помирятся. Но это также