Наш дом. Луиза Кэндлиш

риелтор, когда мы на обратном пути заскочили в «Двух пивоваров». («Не хотите заглянуть в местный паб?» – предложил он. Меня не пришлось долго уговаривать).

      – Конечно, такое потенциальным покупателям не разбалтывают. Кому охота знать, что они въезжают в дом, где распался брак?

      – Хм-м-м…

      Я взял кружку и поднес ко рту – жест, который я повторял с тех пор тысячи раз. Светлый эль оказался вполне приличным, да и атмосфера мне понравилась: такая, знаете, в лучших традициях; заведение еще не скатилось до гастро-паба, как большинство пивных в округе.

      – Вы даже не представляете, как часто разводятся пары, у которых дети выросли, – продолжал риелтор. – Отправили младшенького в университет, появилось свободное время, огляделись – тут-то и выяснилось, что вас давно тошнит друг от друга.

      – Правда? – удивился я. – А я думал – только поколение наших родителей терпит друг друга ради детей.

      – Не тот случай. Тут надо понимать специфику района и его жителей… Такое встречается гораздо чаще, чем кажется.

      – Ну, подумаешь, развод! Могло быть и хуже: например, в канаве нашли расчлененное тело…

      – Такого я бы вам точно не разболтал, – ухмыльнулся риелтор.

      Я не стал ничего рассказывать Фие. У нее было свое романтическое представление об этой паре: дескать, сейчас возьмут накопленные пенсии и поедут на верблюдах через пустыню, как Лоуренс Аравийский. Или полетят на воздушном шаре над Везувием, и все в таком роде. Как будто им не хватило сорока лет учительских отпусков, чтобы объехать весь мир!

      К тому времени мы пересмотрели кучу домов, и мне совсем не хотелось, чтобы она передумала насчет первого подходящего из-за «грустного вида» хозяев. Как будто это инфекция такая, вроде туберкулеза или ветрянки.

«Рассказ Фии» > 00:07:40

      Понимала ли я, что дом растет в цене? Разумеется! Мы не вылезали с сайтов недвижимости. Только я вовсе не собиралась его продавать. Наоборот, я надеялась сохранить дом для семьи Лоусон, подобрать какую-нибудь выгодную налоговую схему, чтобы мои внуки спали на тех же подушках возле тех же окон, что и мои сыновья.

      – И как ты себе это представляешь? – спросила Мерль (моя подруга, живет через пару домов от моего – бывшего то есть, никак не привыкну). – По-твоему, их жены захотят жить в одном доме?

      В будущем, разумеется, все решения принимают женщины. На Тринити-авеню всегда царил матриархат.

      – Ну, я пока еще не продумала детали. Пусть у меня будет маленький воздушный замок… Что тебе, жалко?

      – Боюсь, таким он и останется… – Мерль улыбнулась своей улыбкой «для избранных». Из всех женщин нашего круга она меньше остальных заботилась о внешности – маленькая, подвижная, темноглазая, временами растрепанная – и, конечно же, выглядела лучше всех. – Ты прекрасно знаешь: рано или поздно придется все распродать, чтобы оплатить место в доме престарелых и лечение деменции.

      Половина женщин нашей улицы считают, что у них деменция. На самом деле они просто вымотались; максимум, страдают от тревожного расстройства. Наверное, поэтому