Ночная фиалка. Виктор Далёкий

Наступило молчание.

      – Да, но здесь всего на всего изображена цифра десять.

      – Именно, – сказал Док.

      – И что это значит?

      – Это значит, что все остальное ты можешь дописать сам.

      Эти слова смутили Грэмми еще больше. Он не знал, сколько нулей ему дописывать. Если он напишет мало нулей, то прогадает. Если он напишет много нулей?.. То их количество будет грозить ему смертельной опасностью. Он это чувствовал. Ему нужны были деньги, чтобы записать новый диск. Ему нужно было сосредоточиться на творчестве, чтобы сделать еще рывок и достичь заветных вершин музыкального Олимпа.

      – Я плачу большие деньги не за прогулку по набережной, а за кропотливую напряженную непростую работу. Тебе придется постараться. Если ты не добьешься желаемого, то получишь пулю в лоб, то есть ничего. И она выйдет замуж за этого парня. Если ты сможешь разбить их пару, ты будешь король.

      – Грэмми! Грэмми, тебе пора на сцену.

      – Сейчас, – отозвался Грэмми, – услышав голос артистического директора Фрола.

      – Да, но о ком идет речь? – спросил заинтересованно Грэмми у собеседника.

      – Здесь есть один нюанс.

      – Какой?

      – Разве тебе это важно? – с издевкой спросил Док солидно с разлитыми бархатными нотками в голосе человека, который знает, что заинтересовал собеседника. – Я плачу деньги, кто бы она ни была.

      – Но я должен знать, о ком идет речь, – нервно повысил голос Грэмми, чувствуя в словах собеседника издевку и понимание, что тот почти заглотил брошенную ему наживку.

      – Ты прав, – согласился Док. – Прав… Потому что об этом должен знать заранее. Да, есть одно обстоятельство, которое лишит тебя наслаждения, когда ты возьмешь исполнять то, о чем я тебя попрошу… Нюанс заключается в том, что она не красавица. Можно даже сказать, что она страшная, страшилище, уродина. Но я не советую тебе повторять эти слова мне, когда ты захочешь мне их сказать. Да, она страхолюдина, уродина… – сказал со страданием в голосе Док. – Но ты должен понять, что она моя дочь. И в том, что она стала такой, виноват я.

      Наступило молчание.

      – Ты заколебался? Так да или нет?.. Так тебе нужны деньги или нет?

      На поставленный вопрос не последовало ответа.

      – Грэмми послышался снова голос артистического директора.

      – Иду, иду…

      – Тебя ждут…

      Грэмми сидел и не решался уйти.

      – Ты струсил? – издевательски спросил Док.

      – Ничего я не струсил, – с нервом в голосе ответил Грэмми. – Где я могу ее увидеть?

      – Здесь в этом клубе. Одна сторона лица ее искажена. Это ожег, шрам…

      – Ожег?.. Я ее, кажется, видел.

      – Волосы, где коснулся ожег, редкие, не слишком длинные. Когда-то они доходили до поясницы.

      – Думаю, я знаю, о ком идет речь, – догадался Грэмми.

      – От ее былой красоты остались одни глаза – фиалки. В этих глазах застыла боль от пережитого. На нее трудно смотреть. Она сама захотела пойти по клубам, чтобы стать такой, какой она хочет