Пожар в Терешатах. Данил Васильевич Казаков

и белее лицо. Она меньше склоняется вперёд, держится более прямо. Лоб прорезали две глубокие морщины, и две скорбные складки опустились от уголков рта.

      – Где бродили? – спрашивает Катерина. Она сама уже пятый год в лес не захаживала, а места помнит, и сейчас, хоть мысленно хочет прогуляться по ним.

      – По Лузуковским полям прошли, по мёжам пошарили. Мимо высокой Рябины прошли, цвет уже набирает Рябина. От высокой Ели с большим муравейником свернули к болоту. Дошли до Сосны, что рядом с Дубом растёт, мы там с тобой ещё от грозы прятались, помнишь?

      За всю свою жизнь Катерина много где от дождя пряталась, но деревья, отличающие от своих собратьев высотой и мощностью, она не забыла.

      – Помню я, как мне не помнить, – утверждает Катерина, мотая головой.

      – А от Дуба, – продолжает Катя, – повернули обратно к дому. В низине, у кустов смородины, боярышника много пиканов нашли.

      – Мне бы не забыть, – тревожиться Катерина, – осенью Федота за ягодами бы послать. Полезный боярышник, от сердца помогает, доживу ли только?

      – Доживёшь, – успокаивает подругу Катя, – вот насенуем, и даст бог, ещё и перезимуем. Перед окнами, затенёнными сейчас рассадой помидор, огорожен палисадник, с забытыми в нём, ещё с осени, колышками. Рассадой помидор, да и помидорами Катя охотно делится с подругой, с соседями, надеясь на их помощь в сенокос. Когда сами насенуют, тогда они разрешают своей подросшей детворе помочь старушкам. Перед домом обширный дровяник. Дров много, на три года вперёд запас Митрофан перед смертью. Словно чувствовал близкую смерть – старался. На конюшню ему сил не хватило, один угол совсем сгнил. Да и дом широкий, низкий и старый. Толстые брёвна трухлявеют, узкие окна, избитые дождём и временем, потемнели, покосились, старое берёсто у подушек коробится, выпирает. В прошлом году отложила Катя своё переезд к дочери в посёлок. Сын Егор тоже к себе зовёт, и зять со снохой не против, но здесь она сама себе хозяйка. Да и на кого оставить Катерину? Может, лучше к Катерине перебраться? Она тоже к себе зовёт, и дом у неё покрепче, но Катя пока всё раздумывает. Калитка со скрипом открылась. Чёрный пёс Полкан лениво посторонился, нехотя пропуская хозяйку и гостю в дом.

      – Тоскует, – определила Катя, – по хозяину тоскует, по охоте. Утром убежал было со мной, шнырял по кустам, птиц спугивал. Думал, мы чё хорошее ищем, а мы пиканы, траву.

      Катерина одобрительно кивает головой, она согласна с тоской собаки, и что пиканы, это всего лишь чуть горьковатая трава. Её мелко рубят, варят и едят со сметаной. Пиканы прельщают деревенских не только своим вкусом, сколько своей доступностью. Когда ещё ничего не выросло, пиканы уже можно есть и сберечь тем самым продукты на начало тяжёлых полевых работ, когда сил потребуется больше.

      У Катя иконы висят в комнате, в переднем углу, над столом. Она не особо верит, но большой иконой, где строгая богородица держит на руках пухлого младенца, её благословили родители на жизнь с мужем. А на другой иконе сердитые очи старца