Против течения. Избранное. Анатолий Богатых

может, мой (какая малость!)

      запой – длиннее, и темней,

      и безнаде́жнее. Да злей

      ночная тишь, когда не спишь

      (а в голове и дичь, и бредни),

      и сознаётся миг ясней,

      когда в какой-нибудь… Париж

      сорвётся навсегда последний

      из тех – с кем можно говорить.

      Но не печалься, брат. Пустое!

      Что ж, остаётся пить и пить,

      но – одному.

      И вспомнить, воя

      от безысходности во тьму,

      здесь остающихся как будто.

      И представляя их, под утро

      приняв похмельные свои,

      так бормотать: «Какие ж всё же

      у вас откормленные рожи,

      страдальцы скорбные мои…»

      1994

      Банальное

      Она родная навсегда,

      как хлеб, как воздух, как вода,

      она и милует – и ранит, —

      и наш холопий, пленный дух

      то бунтом пьян, то нем и глух, —

      и пресмыкаясь, и буяня.

      И под Давидовой звездой

      начав свой путь, где стон и вой

      гонимых в счастье миллионов, —

      она закончит путь земной,

      вплетая в герб аграрный свой

      шестиконечник Соломонов.

      1988

      Чужой дневник

      «…и по старым строкам, как по затесям,

      пробираясь к минувшему дню,

      чем продолжить вчерашние записи?

      С кем сегодня тебя я сравню:

      – С каждым утром река коченеет,

      будут забереги и льды.

      С каждым утром тесней и чернее

      повесть дымной осенней воды.

      – И – заблудшая, полуживая —

      ты пристала ко мне на пути.

      И томишь, как земля роковая,

      от которой и в снах не уйти.

      Всё – неясность…

      И лишь в неумелости

      бедных рифм я себя узнаю —

      в беспощадных прозрениях зрелости,

      в очарованном сонном краю.

      От ликующих, жирно пирующих,

      торжествующих вечность свою,

      ухожу – и во стане в з ы с к у ю щ и х

      я свой подвиг и крест нахожу».

      …А когда на рассвете редеет

      тьма густая в оконном стекле,

      счастлив он – и по-прежнему верит

      в справедливость на лживой земле;

      но не в ту, не в земную, не просто

      в справедливость (но – свет! небеса!), —

      глянут в стылые души прохвостов

      изнурённые жаждой глаза

      тех, кто в жизни и в смерти изведал

      клевету и неправость обид,

      кто и жил для идущего следом,

      только словом непроданным сыт,

      кто справлял свою горькую тризну

      и не прятал в молчанье своё

      слёз любви и стыда за Отчизну,

      за святое терпенье её.

      «…Как я счастлив! И что эти годы,

      опалившие душу крылом,

      если звёздный глагол небосвода

      исцеляет в недуге земном?

      И пьянит меня чувство свободы

      над ночным озарённым столом».

      1986–1987

      Сцена из нынешних времён

      Я вышел рано, до звезды…

      Писатель и приятели