Столыпин. Аркадий Савеличев

с месячишко. Но ведь кто его знает… Тут точность моя кончается. Слуга не может залезть в душу господина. Оказия моя исполнена?..

      – Исполнена, Микола… исполнена. Вот тебе на дорогу, – достал Петр не такое уж тугое портмоне. – Остаток получишь, как я лично узрю князя. В моей порядочности не сомневаешься?

      – Как можно, Петр Аркадьевич!

      – Вот и прекрасно. Ты славный малый! Когда стану полицейским министром, обязательно возьму тебя на службу…

      (Как превратны и как предсказуемы судьбы людские! Петр Столыпин тогда, в мае 1883 года, еще и понятия не имел, что все это сбудется. Ибо судьбы людские пишутся на небесах, а оттуда, сверху, все видно, не правда ли?)

      Он встал позднее обычного и к завтраку вышел задумчивый, что не укрылось от Ольги. Она на правах… каких же правах?.. Да хотя бы хозяйки дома. Супруга братца застряла в Одессе, здесь услужали услужающие, могли только принести-подать, а уж вести застольные разговоры, – это, извините, дело хозяйское. Ольга тихо и застенчиво, но гордилась своей ролью. Как было не заметить перемену в настроении Петра?! Она смотрела на него молча и настойчиво.

      – Оля, что вы так?..

      Она все смотрела, смотрела…

      Он не умел лгать, но тут как-то сразу сорвалось:

      – Отец болен. Сказали, очень… – Дальше – больше. – Только что слуга прискакал от железной дороги, право, не знаю, что делать…

      – Как это – не знаете? Да вы… вы бездушный сын! Немедленно отправляйтесь!..

      Она от возмущения захлебнулась словами; Петр от стыда захлебнулся тоже:

      – Оля, я надеюсь когда-нибудь оправдаться за это неурочное бегство…

      – Бегство? Какое бегство! О чем вы говорите?..

      Видимо, возмущение и помешало ей уловить ложь в его голосе. Он вздохнул с облегчением:

      – Да, вы правы… Не судите меня строго. Мы все равно ведь скоро увидимся, верно?

      Петр боялся запутаться в этой постыдной лжи, но разве можно было открыться?

      Сборы заняли не более получаса; сутолока отвлекла от дальнейших объяснений. К железной дороге? Туда не менее сотни верст, надо спешить…

      Провожали его как на пожар. А он чувствовал себя преступником, хуже – предателем…

      Хотели дать своих лошадей, но он заупрямился: нет и нет! Их ведь обратно гнать придется. Лучше он на перекладных… до скорого свидания, Дмитрий Борисович… прощайте, Ольга Борисовна!..

      Странно, что она и на «прощайте» не обратила внимание. Истинно говорят: любовь слепа…

      Никакой железной дороги перед ним не было. Железная дорога шла из Москвы единственно к границе; скверная, поспешно уложенная дорога. Ее пластали на шатких шпалах, для Балканской войны, чтобы перевозить войска. Чем она могла служить человеку, которому не терпелось попасть на Кавказ? Что-то до Тулы и до Орла тянули, немного и далее – но до Кавказа ого сколько еще надо!..

      Пароходом?.. Он из Одессы ходил два раза в неделю, да еще трое суток плыл вокруг Крыма. Это сколько же будет?..

      Нет! Он решился ехать на перекладных. На Перекоп, Джанкой, Феодосию и Керчь. Там