Марфин дом. Наталья Александровна Веселова

чуть разбавленной уже серым темноте он уловил над собой огромный, как ему показалось, силуэт женщины-богатыря.

      – Ишь, заговорил, – прозвучало сверху. – А я-то думала, по дороге помрешь…

      – Стукнуло меня… – нерешительно пояснил Олег.

      – Видела, – кивнул головой силуэт. – Видела, что никто тебя не стукал, а сам ты, как куль с мякиной, с сосны свалился. И ты меня очень-то не жалоби, потому как я тебя там еще ощупала: кости твои все целые. Так что посиделки эти ты кончай и подымайся, дальше сам пойдешь.

      – Да не могу! – жалобно сказал Олег. – Все тело болит!

      Женщина усмехнулась:

      – Да? А куда ж ты денешься? Сидеть тут будешь и фрицев ждать?

      Она вдруг резко нагнулась, довольно бесцеремонно ухватила его правой рукой за шиворот и легко, совсем без напряжения, поставила на ноги.

      – Ой, больно! – почти что взвизгнул Олег, ощутив вдруг ломящую боль в обеих стопах. – Ноги отбил!

      Но, к радости своей, он уловил в женщине, которая и теперь была на голову выше его, некое колебание. Она смягчилась:

      – Отбил, говоришь?.. Ну, может и так. Нести-то я тебя все равно больше не понесу, а обхвати-ка меня за шею. И пошевеливайся, а то сюда-то немцы еще дойти могут.

      Олег так обрадовался, что даже начал заикаться:

      – А т-туда… к-куда мы идем… Туда дойти – не могут?

      Она пожала плечами:

      – Сами – нет. Да если б и могли – ни за что б не сунулись. Им здесь под каждым кустом партизан чудится.

      – А если – не сами?

      Они уже снова тащились по лесу, Олег ковылял, всей тяжестью навалившись на женщину, она молчала, и он подумал, что не получит ответа, когда до него донеслось:

      – Ну, навряд ли такая сволочь найдется… Кстати, Марфой меня зовут…

      Вот тут Марфа ошиблась – сволочь уже нашлась. Но женщина-богатырь об этом не подозревала и не думала, потому что, по широте сердца своего, совсем позабыла про один давнишний эпизод.

      Случилось это пять лет назад, когда пришла лесничиха из своего леса в деревню за солью, спичками и керосином. К тому времени все уж знали, что печально складывается ее жизнь с лесником-пьяницей, да и мать Марфина сокрушалась по всем подружкам, что отказала ее дочь трактористу Кольке, первому в колхозе красавцу и балагуру, а пошла за угрюмого цыганистого лесника Ивана. Не послушалась-де матери – вот теперь и мается. И надо ж было так случиться, что нагнал ее тот самый Колька у околицы – да и начал попрекать едко, таких гадостей наговорив, что не сдержалась Марфа, развернулась – да и врезала хаму по оптике. Так шарахнула, что и сама испугалась: кулем повалился Колька, кровью облившись. Она было к нему бросилась, но он уж прокинулся, кровь сплюнул и процедил с нечеловеческой какой-то злобой:

      – Ничего, Марфа, ничего… Мне с тобой, само собой, не драться: враз положишь… Только час мой еще придет, Марфуша… Тогда-то кровушка моя тебе и отольется…

      За все пять лет ни разу и не подумала серьезно о той угрозе Марфа, да еще не раз, побитого вспоминая, жалела, и представить себе