За несколько дней до конца света…. Михаил Александрович Цыганков

допетлял?

      Летчик хотел, что-то сказать в свою защиту, но каждый раз остро отточенный кончик штыка, прерывал в зародыше его благородный порыв.

      – А второй где? – продолжал бушевать Кузьма, – Опять с бабами?

      Наверху раздался шум, визг, звон битого стекла. Кто-то выпрыгнул из окна и шустро побежал к лесу. Стоявший ближе к окну стрелец распахнул окно и вскинул винтовку.

      – Не надо, – негромко сказал князь, опуская рукой ствол, – пусть живет.

      Честно скажу, я был поражен, таким внезапным великодушием к заговорщику, но тут со второго этажа спустились стрельцы. С собой они тащили еще одного мужика в кожаных галифе, но без сапог.

      – Князь! – заорал он, как только увидел Кузьму, – Спасайся! Измена! Стрельцы взбунтова… – Окинув взглядом комнату, он не стал заканчивать фразу.

      – Кто тут взбунтовался, я лучше знаю. – сказал Кузьма. – И кто изменил мне, тоже. – князь снова глянул в окно. Прыгун со второго этажа уже почти добежал до леса. – Ох, и отчаянный ты парень, Уточкин, ведь это Клавка, кузнецова дочь. Ведь врежет тебе кузнец, когда узнает. А рука у него тяжелая…

      – Я может, жениться на ней собираюсь! – начал обиженно оправдываться Уточкин.

      – Знаю я эти «жениться», – отмахнулся рукой князь – если собрать всех девок на которых ты собирался «жениться», то получится гарем больше, чем у султана Абдуллы Туркестанского. Впрочем, теперь это уже все равно, быть твоей Клавке соломенной вдовой!

      – Это почему? – быстро спросил Уточкин.

      – Да потому, что жить тебе осталось немного, – охотно пояснил князь, – сейчас выведем тебя на свежий воздух и … в расход.

      – За что? – заорал Уточкин, – пытаясь вырваться из лап стрельцов.

      – За государственную измену! – подняв указательный палец, вверх сурово сказал Кузьма и жестом приказал стрельцам выводить задержанных из терема.

      Вот оно какое средневековое правосудие – стремительное и беспощадное. Никаких адвокатов, никаких «вы имеете право хранить молчание», «все, что сказано, может быть использовано против Вас». Зачем тратить зря время и чернила на составление протоколов и подписание приговоров. Но, честно говоря, я думал, что все это там на Западе. А наши, русские, князья не такие. Они высокогуманные, мудрые, прозорливые и милосердные. И вот вам – пожалуйста.

      Князь милосердно поставил двух летчиков спиной к солнцу (чтобы не светило перед смертью в глаза) и построил стрельцов в ряд.

      – Обалдеть, – сказала Кейси. – Надо что-то делать.

      С этим я был согласен. Нельзя расстреливать людей, основываясь на голых умозаключениях. Надо хотя бы допросить, выяснить скрытые пружины, организаторов, Серых Кардиналов…

      – Товсь! – скомандовал князь стрельцам.

      Стрельцы вскинули винтовки…

      Расстрел в этих краях вещь новая. Обычно здесь рубят головы или вешают – в зависимости от знатности рода и тяжести вины преступника. Но расстрел – это ( с точки зрения местных жителей) бессмысленный