Всякая Всячина I. Лука Люблин

только он да царившая темнота.

      Дойдя до самого конца улицы и свернув влево, Рудольф повернулся и встал напротив входа в подъезд, куда можно было свободно войти, так как дверь отсутствовала, ну и была не к чему – что можно выкрасть из квартиры, расположенной в таком районе?

      Он решил пока покурить, прежде чем подняться к себе домой. Мать знала о сигаретах и Рудольф этого никогда не скрывал, но старался избегать тех ситуаций, когда придется курить перед ней. Достав недавно купленный табак и бумагу, он скрутил одну сигарету, резко провел головкой спички по боковой стороне коробка и подвел огонь к сигарете. Выпустив пару дымков и не докурив, он бросил ее на пол и поднялся по лестнице наверх, к своей квартире. Открыв незапертую на ключ дверь, он вошел в пустую комнату, с оголенными стенами и прилег на изодранный диван. Квартира состояла из этой самой комнаты, которая встречала гостя при входе, и из небольшой кухни, где на тот момент что-то готовила мама. Рудольф лежал и смотрел на потолок, не думая ни о чем. Когда мать вышла из кухни, она не ожидала его увидеть, но никак этого не показала, так как эмоции у нее были уже слишком затуплены.

      – Где ты был? – спросила она безразлично, делая это только ради общепринятого приличия.

      Рудольф просто пожал плечами и ничего не ответил – он и сам понимал, что ей на самом деле не очень-то интересно. Она присела рядом с ним, опрокинув устало голову назад и положив руку внешней стороной на лоб. Усталость проявлялась на ее лице, но не из-за тяжелого, как это могло показаться сначала дня – здесь это чувство достигло уже глобальных размеров; ощущала она себя усталой всегда, несмотря ни на что… Ее ежедневно, с самого утра, изнуряет судьба, которая никак не хочет оставить ее в покое. Сквозь сомкнувшиеся губы она лепетала одни и те же слова: Господи, Господи, Господи… хотя назвать ее набожной нельзя – она никогда в жизни не молилась и соответственно не знает ни одной молитвы; в церковь ходит изредка – только когда начинают изъедать внутри нее разные чувства, которые проявляются в основном после неприятных, тяжелых ситуаций. В местной церквушке о ней знали все и часто поглядывали на нее недоброжелательным взглядом, что мать Рудольфа естественно замечала, но этот факт только ее раззадорил – она порой специально ходила, чтобы в очередной раз ощутить на себе эти укоряющие лица.