Ангел-телохранитель. Татьяна Гармаш-Роффе

к ней, а в ней все смерзлось от страха и снега. Ни встать, ни побежать, ни на помощь позвать.

      Все. На этот раз он добьется своего.

      – Людочка!!! – истошно кричал женский голос. – Людочка, вы же горите!!! Вы где?

      За женщиной, перешагивая сугробы, пробирался мужчина в валенках, вглядываясь в огонь.

      – Если она еще не выскочила, то уже все, поздно, пропала… – произнес он. – Ты пожарников вызвала?

      – Да куда там! Я как увидела в окошко, что Людочкин дом горит, так только тебя в бок толкнула, пальто на ночнушку накинула и выскочила. И в тапках – полные ноги снегу теперь! Неужто ничего нельзя сделать, а, Миш?

      – Ты поди домой, вызови пожарников и переоденься. И милицию вызови на всякий случай. Иди, Валь, поторопись! А я пока посмотрю тут.

      – Что ты посмотришь? – испуганно проговорила женщина. – Ты же не полезешь в огонь? Сам сказал: если она не выскочила, так уже поздно… Ты не вздумай, слышишь, Миш!

      – Да не бойся ты, иди, переоденься, позвони! Мобильный на зарядке, на столе. Я только круг сделаю, погляжу, что к чему. Странное тут что-то…

      Мужчина двинулся, держась на расстоянии от огня, в обход дома.

      – Что? Что странное? – заволновалась женщина, семеня за ним.

      – Я же тебе сказал: поди позвони как человек в пожарную часть! И в милицию тоже! А наговориться успеем. Ты прям, Валя, как…

      Он не договорил. Голос у него вдруг пропал: Люля лежала перед ним на снегу, и снег возле ее головы был красным.

      Он застыл на месте. Жена, шедшая за ним, толкнулась в его спину. Он молча ступил в сторону, открывая для нее картину. Валя охнула и со стоном присела на корточки, обхватив руками голову.

      – Быстро, Валя, быстро домой! Звони! – очнулся мужчина по имени Миша, и голос его тоже очнулся.

      – А ты что? – беспокоилась Валя за мужа.

      – Звонить, я сказал! – рявкнул Миша, и Валя, пятясь некоторое время задом, не в силах оторвать взгляда от лежащей женщины и небольшого красного пятна на снегу, хорошо видного в свете огня, вдруг развернулась и припустилась изо всех сил к своей даче, загребая тапками снег.

      Пока приехали пожарные, дом сгорел почти до основания.

      Пока приехала милиция, Люля уже основательно напилась водки на кухоньке у соседей.

      Миша принес ее на руках в дом, как только, собравшись с духом, приблизился к ней и убедился, к своей немалой радости, что она жива. Они с Валей привели ее в чувство, осмотрели голову: на коже имелся длинный, глубокий, корявый порез. Видимо, об острый осколок оконного стекла, когда прыгала. От него же и одеяло соскочило с головы, и теперь от Люли пахло паленым: волосы обгорели.

      Порез обработали йодом, Люле налили водки.

      – Пей, Людочка, – распорядился Миша. – Огурчика дать? Валь, достань ей.

      Люля опрокинула стопку по-мужски, целиком. Хрустнула огурчиком, глядя в клеенку стола.

      – Давай джинсики твои посушим, а? – заботливо спрашивала Валя. – На попе ведь мокрые совсем, нехорошо это для женских дел…

      Люля