Мо Ир. Тлен. Александр Запорожан

мы позволили объединиться Абрадору и Эондаруму? Если мы разрушим равновесие Предверья и обесточим Эгму, у нас есть шанс подавить бунт в самом его порождении. Мы их вообще можем всех уничтожить! У нас могущественная армия. Вся Пустошь порабощена нами!

      – Истинный Господин, но тогда вмешается наивысшая сила, вмешаются Созидатели, они страшнее Создателей.

      Лориат медленно и довольно округлил глаза и хладно наклонился к уху Рувима, шепнув:

      – Вот и заманим их в ловушку…

      – Мой Господин, при всём уважении, но как мы это можем сделать?

      Лицо Лориата медленно стало наращивать ехидную улыбку, которая всё шире и шире раскрывала его довольный оскал.

      * * *

      Преддверье охладело к происходящему за долгие лье одиночества.

      Высокое десятиэтажное здание из чистого закалённого стекла вздымалось ввысь с вершины горы Азра Алада. Тёмная ночь словно впиталась в это стекло за долгие тысячельетия и пропитала его своим духом.

      С ног до головы закаленное стекло представляло собой одно цельное сооружение вместе с этажами, что невозможно было достичь техническим путём. Выглядело так, словно кто-то нагрел силой мысли эту огромную стеклянную башню, придав ей плавную форму десятиэтажного здания, а потом медленно и равномерно охладил, чтобы добиться её усиленной стойкости.

      Казалось, будто эта груда стекла слегка скрипит, но, если внимательно вслушаться, становилось ясно, что слышимого скрипа всё-таки нет…

      Ни одно живое существо не могло здесь находиться.

      Высота горы Азра Алада делала своё дело лучше всяких искусственных систем защиты.

      Даже птицы не летали на этой высоте…

      На самом верхнем этаже находился силуэт из светлого сияния, который сидел в кресле из такого же сияния, как и он сам. Силуэт вглядывался в омут впереди себя, и омут блистал, словно жидкое зеркало, но показывал далеко не отражение силуэта, а что-то ещё, что-то совсем другое и не видимое обычному взору.

      Силуэт был огорчён.

      На ногах у него были надеты световые кандалы и цепи, которые непонятным образом его удерживали, ведь цепи исчезали и становились в итоге невидимыми.

      – Кано! Кано! – раздался голос из омута. – Кано!

      Силуэт вздохнул, неохотно встал и подошёл к краю пола, который выглядел вовсе не как пол, а как тонкий холодный лёд над огромной пропастью.

      – Кано! Дай мне жизни!

      – Не могу, Госпожа, – ответил силуэт, – это не в моей власти… – Силуэт взял в правую руку цепь и продолжил: – Я порабощён, моя Госпожа.

      – Ка-а-но! Ка-а-а-но! Отпусти меня!

      Женский молящий голос пробирал до самой глубины души, но Кано ничего не мог с этим поделать. Вот так вот целые две тысячи лье Кано слышит мольбы его Госпожи освободить её, и две тысячи лье он вынужден отказывать ей и оставаться в неволе.

      – Кано, ты должен это сделать! Кано! Кано, отпусти меня!

      Если бы Кано был человеком, его слёзы иссякли бы