Глиняные буквы, плывущие яблоки. Сухбат Афлатуни

хотите назвать?

      – Не знаю, – отозвался учитель засыпающим голосом. – Человеческий язык беден, чтобы найти собаке подходящее имя.

      Я задумался. Человеческий язык беден… А у кого он не беден, у коровы, что ли? У коровы тоже, наверное, беден. Не говоря про какую-нибудь некультурную воробьишку.

      Всё-таки человек, что с ним ни делай, как ни пинай, – царь природы. И язык у него вполне этой должности соответствует.

      – Учитель…

      Он спал.

      А из меня уже весь сон вытек. Лежу совершенно бесполезно. Так спать не хочется, что тело ноет. Это всё от луны и впечатлений.

      Еще койка тарахтит, как мотоцикл. Трык-трык. Пат-пат…

      Я поднялся. Постоял, не зная, зачем поднялся. Подошел к подоконнику, где белели какие-то бумаги учителя, которые он перебирал до моего прихода. Нехорошо чужие бумаги смотреть. Но если твое тело бессонница сосет, это почти уважительная причина.

      Поверх других бумаг лежала таблица. Внутри разные черточки изгибались. Под черточками – надписи. Стараясь поймать листком как можно больше лунного света, стою-читаю.

      Алейг. Яхиль. Сардош.

      Что это? Наверно, иностранный язык. Сейчас иностранный язык человеку большую пользу приносит… марафлион вараам юрудж гатип зарзаур…

      А, понял. Азбука. шафхор барфаид только осс почему такие странные буквы, не латинские кижжир форфур юприхам, а такого у нас языка в школе не было, может, хукутс – это дох новый язык? рафтия… ёриол… И какое странное, щекотное чувство в груди, когда читаешь эти бессмысленные слова и черточки видишь…

      И тут по мне как будто из таблицы ток пробежал.

      Я увидел, как тихо открывается калитка.

      В лунный двор заходит фигура и осторожно идет к дому. Я успеваю заметить, что на ней женская одежда, хотя лицо в платке.

      Она подходит к дому, и я вижу ее глаза. Глаза приближаются.

      Залаяла собака. Заметалась, гремя цепью. Откликнулся собачий хор из других дворов.

      Фигура вздрогнула и устремилась обратно.

      Я бросился к двери, споткнулся, запутался. Открыл.

      Двор был пуст, не считая лающей собаки, луны и ветра.

      Закрыл дверь. Сердце стучало, как сумасшедший кузнец. Дук-дук. Подошел к кровати, сел. Дук-дук. Капля пота проползла холодной улиткой по лицу. Дук-дук. Я весь состоял из стучащего сердца. Из стучащего сердца и лающей собаки.

      А учитель – спал!

      Я лежал, и сон поглощал меня. Он, отец-сон, помиловал меня, когда я уже терял надежду. Моя железная люлька стала скрипеть тише; закончила свою невыносимую арию собака. Где-то уже приветствовали утро петухи. Я засыпал. Скомканные страницы пара. Женская фигура, бегущая по бане. Дождь, текущий в ржавые глотки ведер. Собака. Седые волосы Золота становятся рыжими волосами Председателя. Эти волосы пытаются съесть террористы, но у них для этого нет саранчи. А учитель улыбается, и начинают течь яблоки. Алейг. Вода… Вода…

      Часть вторая

      1

      Прошло месяца два. Или четыре. У нас не город