ИРИНА ВЕЛИКАНОВА. ЖИЗНЬ, ОТДАННАЯ ЗВЕЗДЕ ПО ИМЕНИ ЛЮСЯ. Ирина Майорова

а вот что касается «простушки» и «князя»… Мама-то у меня и впрямь из крестьян, а у папы, как в детстве рассказывала бабушка, в роду были дворяне. Как же она это поняла?»

      Несмотря на комплимент любимому папе, распрощалась я с гостьей сдержанно, даже холодно, имея на то серьезную причину. В самом начале вечера, оглядывая наш нехитрый интерьер, Гурченко остановила взгляд на портрете моей любимой Алисы Фрейндлих. Спросила пренебрежительно:

      – Она тебе нравится?

      – Да. Очень.

      Передавать последовавшие за этим слова – ехидные, хлесткие – не стану, скажу лишь, что от обиды за любимую актрису у меня на глазах выступили слезы. Люся их будто не заметила – повернувшись на каблучках, направилась к накрытому столу:

      – Где позволите сесть?

      Утром собираюсь на работу с мыслью, что не хочу с Гурченко встречаться. Услышав приближающиеся к гримерке шаги, прячусь за шкаф. Вот встревоженный голос Людмилы Марковны в который раз допытывается у девчонок:

      – А где Ира?

      Из своего укрытия вижу, как те пожимают плечами:

      – Была здесь. Может, на склад или к начальству ушла.

      С детской, неподобающей тридцатилетнему возрасту вредностью шепчу про себя: «Вот пусть теперь поволнуется, попереживает…»

      Необъявленный бойкот заканчивается на следующий день во время съемок эпизода, где Людмила Марковна предстает в образе Ниниш. На Люсю надевают платье с кринолином, белый, посыпанный пудрой парик, налепляют мушки. Я в преображении Людмилы Марковны во фрейлину французского двора участия не принимаю. Сижу на стульчике в самом темном углу павильона – жду начала съемок.

      Вот она, покачивая объемной юбкой, шествует мимо. Вдруг останавливается и обернувшись ко мне, говорит: «Ир, я тебя люблю, чтоб ты знала». Я теряюсь. В голове крутится: «Надо что-то ответить, но что?!» Гурченко делает несколько шагов вперед и пристально смотрит мне в глаза. Ждет. Из дурацкой ситуации вызволяет Купервейс. «Люся, давай быстрее! Тебя ищут!» – Костя хватает жену за руку и тащит за собой.

      Несколько лет я буду искать повод, чтобы ответить на ее признание. Не найду – и отвечу без повода. По окончании очередного съемочного дня «Вокзала для двоих» Люся сядет в машину, чтобы ехать домой. Я загляну в приоткрытое окно и на одном дыхании выпалю: «Я тоже вас люблю, Людмила Марковна!» Через мгновение авто сорвется с места – и Люсиной реакции я не увижу.

      В фильме «Вокзал для двоих» знаю каждый кадр. Который бы раз ни показывали картину по телевизору – обязательно смотрю. В ней так много «приветов» от Люси – лично мне. Нарядные крепдешиновые платья, в одном из которых она торгует на рынке, а в другом идет с героем Басилашвили в ресторан, – почти точные копии тех, что несколькими месяцами раньше я сшила для ее частного гардероба.

      В эпизоде, где Люся бежит по заснеженной дороге, у нее на руках – мои варежки. А маленькие дамские часики, которые носит главная героиня, до сих пор хранятся в заветном ящичке моего комода. Людмила Марковна подарила их