Вор в ночи. Новые рассказы о Раффлсе. Эрнест Уильям Хорнунг

имя на посылке было написано ее рукой.

      Я решил никогда больше не подходить близко к Раффлсу, но в душе уже сожалел о своем решении. Я потерял любовь, пожертвовал честью, а теперь должен сознательно отстраняться от того, чье общество может быть единственным вознаграждением за все, что я потерял. Ситуация усугублялась состоянием моего счета. Я ждал, что мой банкир со дня на день выставит мне ультиматум. Но все это не сравнится с влиянием моего друга. С влиянием Раффлса. Дело было не в той преступной жизни, которую мы вели, и тем более не в наградах, а в нем самом. В его озорстве, юморе, ослепляющей смелости, его несравненной храбрости и решимости. И ужас от того, что я вновь приду к нему от обыкновенной жадности, вызвал у меня сильнейший гнев. Но гнев покинул меня, и, когда наконец Раффлс сделал первый шаг и пришел ко мне, я поприветствовал его почти крича.

      Он появился так, как будто ничего не случилось. И действительно, прошло не так много дней, хотя мне казалось, что миновали месяцы. И мне показалось, что взгляд, который смотрел на меня, был чуть менее солнечным, чем раньше. И от этого мне стало легче, когда он все же задал неизбежный вопрос.

      – Ты что-нибудь слышал от нее, Банни? – спросил он.

      – В некотором смысле, – ответил я. – Мы не будем говорить об этом, если ты не возражаешь, Раффлс.

      – Ах, вот в каком смысле! – воскликнул он.

      Раффлс казался одновременно удивленным и разочарованным.

      – Да, – ответил я, – в этом смысле. Все кончено. А что ты ожидал?

      – Не знаю, – сказал Раффлс. – Я только думал, что девушка, которая сделала все, чтобы спасти юношу из трудного положения, может сделать еще немного для того, чтобы он не угодил в другое.

      – Я не вижу в этом смысла, – честно сказал я, но мое раздражение чуть поубавилось.

      – Но ты слышал это от нее? – продолжал он.

      – Она прислала мне мои скромные подарки, не написав и слова, – сказал я, – если это можно назвать «слышал».

      Я не мог сказать Раффлсу, что дарил ей только книги. Он спросил, уверен ли я, что это она отправила их обратно. И это был его последний вопрос. Мой ответ удовлетворил его. И даже сейчас я не могу сказать, с облегчением или сожалением он положил мне руку на плечо.

      – Значит, тебя изгнали из Рая! – сказал Раффлс. – Я не был уверен, надо ли было мне прийти раньше. Ну, Банни, если они не хотят принимать тебя там, в Олбани есть небольшой Ад, где тебе всегда будут рады.

      И все же за его озорной улыбкой скрывалась тень грусти, которую мне все еще с трудом удавалось прочесть.

      Сундук серебра

      Я почитал Раффлса как мастера своего дела. Он, как и другие представители нашей профессии, испытывал настоящее презрение к любого рода заурядным кражам. В случае, если трофей нельзя было спрятать на себе, он был ему не нужен, будь то старое шеффилдское серебро, вещи из чистого серебра или даже золота, ему это было неважно. В отличие от остальных из нас, Раффлс все же нередко позволял прихотливому