Можно ли писАть с подводной лодки. МАРИСУ СМАЙЛ

район в детский дом и интернат для престарелых. А цветы развозили по цветочным магазинам. Самое интересное, что от работы не отлынивал никто: ни взрослые, ни дети. Борис Петрович умудрился пробудить в людях социалистическую сознательность и гордость за плоды благотворительного труда. И милосердие умудрился пробудить: уже три семьи приютили у себя детдомовских ребятишек, одного мальчика и двух девчушек. Сначала детвора дичилась сельских ребятишек, пришлые дети выглядели какими-то невзрачными, забитыми. Но потом, выровнялись и теперь уже, ни у кого бы не повернулся язык назвать их неродными.

      Милочка бежала в цех и молила силы небесные, чтобы не нарваться на самого, – нюх у того был, как у ищейки. По дороге она усиленно жевала лавровый лист, отчего во рту было вдвойне противно. Но пронесло: на проходной обошлось без приключений. Переодевшись в халат, окунулась в привычную стихию. Здесь она была владычицей: покрикивала на мужиков, кокетничала, ее смех разносился по всему цеху.

      Даже Игнатьич, который был на легкой работе по причине возраста, наклеивая этикетки на готовую продукцию, цокал языком:

      – Эх, Милка, будешь моей милкой? – привычно шутил он.

      – Дед, да на что она тебе? Уж забыл, небось, что ночами то делают? – смеялся Сашка, блестя белыми крупными зубами.

      – Как что делают? Спят.

      – А Людка тогда тебе зачем?

      – А я ее гладить буду.

      – Что будешь делать? – покатывались со смеху парни.

      – Дурни вы! Не цените своих молодок! А их гладить надо, кожа у них такая, – Игнатьич почмокал губами, – нежная, гладенькая. И ручки, и коленочки, и под коленочками, и шейка, и сисечки, а животик какой: кругленький, мягонький. Эх, Милка, можно я тебя поглажу?

      И веселье в цеху продолжалось.

      После работы Милочку нагнал Сашка.

      – Может, провожу тебя?

      – Ну, проводи. А твоя-то не заревнует?

      – А мы ей не скажем.

      Дошли до развилки.

      – Дальше, Санёк, провожать не надо, сама дойду.

      – А не боишься?

      – А кого мне бояться?

      – А вдруг Игнатьич со своим гладилом?

      Люда засмеялась. И вдруг они услышали:

      – Санька, ты, что ли там?

      К ним приближалась Ирина – Сашкина жена.

      – Привет, Ирка!

      – Привет, Людка! Я его жду, значит, а он тут языком зацепился! – и она ревнивым взглядом окинула Милочку.

      Эх, прав был Игнатьич: хороша была Мила! Немного полновата, но такая ладная, гладкая, белокожая, густые рыжеватые волосы и зеленые сияющие глаза. Полсела женатых заглядывалось на нее, а полсела жен исходило от зависти к ее красоте. Поэтому, сплетничали все, кому не лень: «О, пошла Людка! Во, как бедрами вихляет! А из выреза скоро титьки вывалятся! И как Сенькина жена терпит?» Милочка давно привыкла к тому, что находится в центре внимания и даже слегка гордилась этим. Впрочем, и она не была святой и сплетничала с подружками тоже.

      По