Пленники рубиновой реки. Александр Белов

скатилась к просящей. Он будто хотел услышать от Веры нечто такое, чего она никак не могла знать, а значит, и сказать ей было нечего.

      – Если ты сейчас же не объяснишься, я положу трубку.

      – Можно я приеду? По телефону долго объяснять.

      – Не надо. – Вера не хотела обижать Борьку, но и видеть его сейчас не хотела тоже. – Вдруг я еще заразная? Давай завтра. Договорились?

      – Договорились, – легко согласился он. – Только его завтра все равно не будет.

      – Зато будешь ты.

      – Да ну тебя. – Вере не нужно быть экстрасенсом, чтобы знать – Боря в этот момент улыбнулся.

      Она нажала кнопку отбоя и сложила руки на коленях. Тело бил озноб, сердце колотилось так, будто готовилось к мировому рекорду по количеству ударов. Болезнь дала ей передышку, однако не отступила и напоминала о себе неприятными симптомами.

      Чтобы не произошло, она не ждала ничего хорошего от завтрашнего дня и хотела, чтобы оно и вовсе не настало – завтра.

      – Тебе нехорошо? – Вера не заметила, как подошла мать и теперь смотрела на нее с искренним беспокойством.

      – Нормально. По работе звонили.

      – Что хотели?

      – Попросили выйти.

      Мать кивнула и отвернулась к раковине, в которой скопилась грязная посуда.

      – Я помою, мам.

      – Не надо. Собирайся лучше на свою работу.

5

      Псих смотрел на Жору, улыбаясь кособоким ртом. Их разделяла решетка и мутное оконное стекло. Наверное, именно поэтому псих казался ненастоящим. Его худое, точно вытянутое тело покачивалось и меняло очертания. То, что Жора принял за болезненную бледность, на поверку оказалось чем-то совершенно иным. Психа будто обесцветили, выкачали из него все краски. Отчего тот стал блеклым и серым.

      Он улыбнулся психу в ответ. Тот поднял руку, помахал, чуть склонив голову набок. Жора как загипнотизированный повторил его жест. Внутри все кипело, клокотало, как в жерле вулкана. Он копил злость совсем как рачительный хозяин: холил ее и лелеял. В этом скрывался парадокс: чем больше в нем набиралось злости, тем добрее он казался окружающим. Обычно угрюмый, неразговорчивый санитар в районной психушке, вдруг начинал активно общаться с коллегами, травить пошлые анекдоты, заигрывать с медсестрами. Последние его все равно побаивались. Детина два метра ростом, с квадратной челюстью и почти полным отсутствием шеи, не вызывал в барышнях трепетных чувств.

      Да и не нужны они ему: ни чувства, ни барышни.

      Жора не желал тратить силы на ухаживания, цветы и прочие бесполезные мелочи, которые так любят женщины. Он подходил к вопросам взаимоотношений полов с позиции силы: кто сильнее – тот и прав. Женщина либо подчиняется, либо не о чем ему с такой разговаривать.

      Так и жил Жора со своей прямой как жердь жизненной философией. А все, что не вписывалось в привычный порядок вещей, гнул как ему вздумается. В бараний рог гнул, если требовалось.

      Псих, стоящий за окном, как раз не вписывался. Значит, придется гнуть, ничего тут не поделаешь.

      Побои Жора умел наносить виртуозно, почти не оставляя следов. А те, что все же проявлялись, списывались