Сталинград.Том шестой. Этот день победы. Андрей Воронов-Оренбургский

«Stuka» – не оставляли населённым пунктам ни единого шанса. Всюду душу мутил и преследовал один и тот же кошмар: сожжённые деревни были нелюдимы-покинуты; совхозные фермы разрушены, обугленные остовы пугали своей кладбищенской пустотой…Урожай сгнивал на заброшенных, изъезженных грузовиками, перепаханных танками полях. Первая волна немецкой армии смела буквально всё. Фактически уже в течении первых двух-трёх недель эта ещё недавно огромная цветущая территория на подступах к Сталинграду, стала мёртвой зоной и в прямом, и переносном смыслах, так как повешенные на столбах, массово расстрелянные люди были повсюду. Вздутые, разложившиеся трупы женщин, детей, стариков и животных, слегка припорошенные пеплом-золой, безмолвно и жутко взывали живых к возмездию, страшной, но праведной мести. <…>

      Взгляд каменел при виде этих оголтелых зверств чинимых фашистами. Каждая смерть являла собой изуродованную часть мира, которая отпугивала и доставляла мучительную горечь, перекипавшую в жилах в свирепую ярость. Конечно, война многое объясняла: кровь, смерть, страдания, холод, голод, пот и слёзы…Но такую бессмысленную, иступлённую жестокость, такую безумную ненависть ко всему живому…ни поднять, ни тем более принять было немыслимо. Казалось, дрожащий ужас в глазах детей, женщин, беззащитных стариков, чужая животная боль, отчаянье, предсмертные агонии – активно снимаемые на киноплёнку нацистами, пропущенные через их вожделенные взгляды и, счастливо замиравшие в сердцах, в общем и целом, – обретали мучительную красоту. Похоже, эстетика распада и тлена питала их разум и мироощущение. <…>

      Мне не раз приходилось видеть трофейные фотоснимки и киносъёмки – страшные свидетельства бесчинств, массовых убийств, глумливых надругательств и жестоких насилий – осознанно и последовательно творимых гитлеровскими оккупантами. Они потрясают сознание нормального человека своим чудовищным злом, уродством нацистской морали, которая возведена ими на недосягаемый пьедестал, на заоблачную горнюю высоту. И всякий раз мы убеждались: именно эстетика Смерти питает их отравленное сознание, через которое – извращённый нацистской идеологией разум и дух обретают ни с чем несравнимое наслаждение. Природа, медленно тратившая энергию жизни на создание дерева, человека или дома, испускала её мгновенно при попадании снаряда. Высвобождала энергию смерти. Создавала жуткую красоту разрушения – Зла.

      В память врезалась одна страшная киноплёнка…Каратели из зондеркоманды СС, расстрелявшие из автоматов мужчин посёлка, насиловали молодых женщин прямо на глазах их испуганных детей… Вытолкали прикладами из разграбленного дома ещё одну молодуху – солдатку. Она была беременна, на последних сроках, с большим животом; упала на колени перед эсэсовцами, слёзно умоляла её не трогать, показывала – укрывала руками тяжёлый округлый живот. Но те лишь глумливо смеялись, срывали с неё одежду, горячо спорили между собой: «какого пола ребёнок», делали ставки…Потом один оберштумфюрер со смехом приказал