Под музыку любви. Элен Алекс

Корнуэл находился на другом конце бухты, и ей пока просто было лень прийти сюда и поближе посмотреть, что за строительство здесь идет.

      – И все это будут неподалеку от нашей гостиницы снимать, – гордо сказал ей Готфрид Уилсон.

      Миссис Корнуэл стояла рядом с важной четой Уилсон и открыто им завидовала.

      – Ничего, – утешил ее Готфрид, – может, и твоя парикмахерская в кадр попадет.

      – О большем и не мечтаю, – сказала миссис Корнуэл, сложив руки на груди.

      – Вряд ли ее парикмахерская в кадр попадет, – фыркнула вредная Глэдис Уилсон, – она же на другом конце бухты находится.

      – Откуда ты знаешь, где будут снимать? – спросил ее муж. – Тоже мне режиссер нашелся.

      – Ой, вы только не ссорьтесь из-за меня, – сказала миролюбивая миссис Корнуэл.

      – Вот еще, из-за тебя, – вновь фыркнула Глэдис, – мы по двести раз на дню ссоримся, это наше обычное состояние.

      Тогда миссис Корнуэл стала завидовать им еще и по этому поводу. Ей-то ссориться уже давно было не с кем.

      Несмотря на занятость, режиссер с мировым именем Монтгомери Холден в этот день ровно в восемь утра уже был на противоположном от гостиницы краю городка – у дверей парикмахерской. Он докурил неизвестно какую по счету сигарету и выбросил ее в урну, которая стояла у крыльца.

      Монтгомери Холден поднялся по ступенькам и вошел в небольшое помещение парикмахерской. В сотый раз объясняя самому себе, почему он должен сказать ей, что он узнал ее. И чтобы она не отрицала, что это она. И что это он. И он не может без нее жить.

      Запутанно, витиевато, но чертовски верно. Пусть не отрицает, что это она, потому что это она, и у него сердце едва не отказало, как только он увидел ее на той фотографии. А потом и ноги подкосились, когда он, подходя к раскрытой двери парикмахерской, услышал ее голос.

      В парикмахерской Ребекки не было. Скучающая Линда вскочила со своего кресла. Несколько секунд они молчали.

      – Здравствуйте, – сказала Линда.

      Монтгомери Холден кивнул. Возникла неловкая пауза.

      – А Ребекки не будет, – сказала Линда, – у нее голова третий день болит. Но я тоже умею брить.

      Лицо режиссера было в мелких порезах после вчерашнего бритья.

      – Может, врача? – сказал он.

      – Кому? – не поняла Линда.

      – Тому, у кого голова болит.

      – Ах, нет, само пройдет.

      – Все-таки – третий день.

      – Нечего, справится, – сказала Линда. – Так что насчет побриться?

      – Нет, – улыбнулся Монтгомери Холден, – извините. Но я так не могу.

      – Что вы не можете? – не поняла Линда. Вроде побриться пришел.

      – Менять личных парикмахеров и адвокатов, – сказал Монтгомери.

      – Вы же с ней всего два дня знакомы, – сказала Линда.

      Все понятно. Не бриться он сюда ходит. Тут нечто большее.

      – Это дело чести, – улыбнулся Монтгомери Холден.

      Еще неловко постоял, подождал, вдруг появится Ребекка. Но – нет. Никто не возник в дверном проеме,