Жара. Марта Кауц

А чего-то радости не чувствую. Где моя сказка? Где, черт возьми, я облажалась?

      – И я все равно хочу есть, – донеслось из комнаты.

      Действительно, где же она облажалась?

      Анастасия Жилякова (VK: @a_zhilyakova)

      В ожидании неизбежного

      Раздался негромкий сигнал, экран телефона вспыхнул и погас. Муж ответил на сообщение и стал быстро собираться. Анна замерла у окна, спиной ощущая, как он двигается, по звуку понимая: вот он открыл шкаф и взял рубашку, на ходу застегивая пуговицы пошел в прихожую, сняв с вешалки ветровку на секунду замер, быстро подошёл к жене и, легко поцеловав её в макушку, вернулся в прихожую, чтобы переобуться. Через несколько мгновений хлопнула дверь, муж ушел и лишь почти неслышный аромат одеколона напоминал о его недавнем присутствии.

      Она смотрела в окно на его удаляющуюся фигуру и вдруг прошептала:

      – Обернись, обернись, ну обернись, пожалуйста…

      Много лет назад она придумала примету: если муж, уходя, обернется, значит день у нее будет замечательный и все сложится так, как задумывалось. Времена изменились, и Анна давно ничего не загадывала и не ждала. Да и муж уходил не только по утрам, но и по вечерам, как сейчас. Работа днём, подработка вечером, дела в выходные. Саша все реже бывал дома, а она боялась признать очевидное – причина в ней самой…

      Муж подошёл к машине и, обернувшись, махнул Ане рукой на прощание. Она едва заметно улыбнулась и кивнула ему в ответ. Сердце сжалось от боли и жалости к нему, к себе, а ещё от глупой ревности, в которой ей было непросто признаваться и для которой, скорее всего, не было причин. Он часто уходил по вечерам, говорил, что на работу, возвращался уставший, глубокой ночью или утром и ложился спать на диване, боясь её разбудить. Она постепенно привыкала к одиночеству, готовила себя к нему, понимая, что рано или поздно Саша оставит её.

      Солнце медленно уходило за горизонт, окрашивая все вокруг в красно-оранжевый цвет. Крыши домов стали отливать золотом, разогретый за день воздух, пропитанный запахом цветущей липы, казалось, можно черпать ложкой, как апельсиновое желе. Даже тополиный пух, покрывший тротуар и траву на газоне, скорее напоминал розовую сладкую вату, чем снег. И только синие, с серебром, густые облака, плывущие вдали, выбивались из этой розовой идиллии, намеревались разрушить её.

      Анна распахнула окно и с удовольствием втянула носом воздух теплый, душистый, в котором уже начали появляться нотки озона, предвещающие грозу. Ей нравилась эта тишина, хрупкое затишье перед бурей, когда всё замирает в ожидании ветра, дождя, грома и молнии, неизбежных и разрушительных. Так и она замерла, наслаждаясь красками, вбирая их в себя и запоминая, прежде чем они скроются во мраке её слепоты. Так же она, иногда, украдкой, любовалась мужем, сохраняла в памяти его улыбку, выражение глаз, цвет волос и маленький шрам на подбородке…

      Она давно смирилась со своей болезнью, понимая, что всё что они могли сделать – сделано. Собрать сумму, нужную на операцию, им не удалось. Её сильный и бесстрашный Саша нашел спасение в работе.