Возвращение Белого Рыцаря. Верука Соль

сделать ничего было нельзя. А он говорил: «этого не может быть, какая ещё онкология! Всё обойдётся, обычные женские штучки!» И не навещал её почти, только чтобы не видеть, как она угасает. Тоже прятал, как ты выразилась, голову в песок, до самого конца. Боже мой, как вспомню, как она умирала! – Долли накрыла ой пальцы матери, тихо погладила.

      – Не надо, мама, не бери в голову.

      – Ты же знаешь, детка, я никогда не смогу забыть этого. Не дай боже так умереть! Это такой ужас!.. И вот я говорю: «со мной что-то не так; я, кажется, нездорова, я плохо себя чувствую!» А он, мой дорогой страус, говорит: «ну так сходи к врачу, какие проблемы!» – Долли с тихой злостью покачала головой.

      – Нет, мама, ты уж прости, но – к разговору о Достоевском – выходить за муж за таких преступление, а жить с ними – наказание! Подари ему книгу «Идиот»! – Мама невесело хохотнула, девушка тихо улыбнулась в ответ. Типичный женский разговор!

      – Да, а к врачу ты всё-таки ходила? – Мама ответила не сразу, потом протянула, скучно и равнодушно:

      – Ну, ходила. Да что они понимают? – Опять помолчала.

      – И…?

      – И ничего! Всё в норме! Лёгкое сезонное недомогание, как у всех северян, чуть понижен общий тонус! А так всё в норме. Внутренности – внутри, красота на виду… А я чувствую себя так, будто… Я точно знаю, это болезнь! – На глаза ей навернулись слёзы.

      Долли тоже была готова расплакаться. Она почувствовала, что настаёт время перемен, и, скорее всего, перемен не к лучшему! Мама почувствовала эти перемены и назвала их болезнью. Но ведь это нельзя ни вылечить, ни пережить. Девушке вдруг нестерпимо захотелось, что бы всё осталось, как есть, и мама всегда была бы молодой и красивой, и что бы время замерло… Но огромные часы «Стивена Кинга» были неумолимы, и они беспокоили зимнюю дрёму магазинчика, да и всего квартала, а может, и всего мира топотом быстрых бессердечных секунд, каждые полчаса боем напоминая, что всем вокруг есть о чём подумать. И Долли думала, и понимала, что уже ничто не будет прежним, ведь это не лечится!

      У этой болезни было только одно название – старость. Мама начала стареть, и где-то в глубине души это знала. И не хотела этого знать. Но каждую секунду своей новой, стареющей жизни она получала очередную порцию разочарования. Конечно, она была красива и стройна, но молодые самцы лишь вскользь задевали её взглядами, почти всегда случайно. Даже среди золотистых пляжей Испании или Египта, где женские прелести скорее откровенны, чем целомудренны, особи мужского пола смотрели больше сквозь неё, как будто её и не было. И она испытывала острые приступы раздражения, почти ненависти, когда видела их двадцатилетних подруг. Именно этим девицам, а не ей в модных магазинах глупые суетливые продавщицы предлагали самые сексуальные, откровенные и эффектные наряды и украшения, а ей – ну элегантные, ну стильные, ну дорогие – и только – то! Да и в салоне красоты не лучше.

      – И представляешь, детка,