Эта, на секундочку, вечность…. Виктория Топоногова

Тася, вовремя заглянула! – слышит она знакомый голос, входит на кухню, видит бабушку, хлопочущую у плиты. – Гренки будешь?

      – Буду, – автоматически говорит Тася и спохватывается, что надо было бы и ей что-нибудь с собой принести.

      – Проходи, садись… – Бабушка кладёт на блюдце кусочек чёрного хлеба, обжаренного в масле, наливает чай. Так вот он чей, Тасин чайник со свистком, который она нашла в тумбочке на балконе.

      – Симону видела?

      – Нет…

      – Куда ж она подевалась-то? У тебя время есть?

      – Н-не знаю… наверное, есть…

      – Вот и хорошо.

      Тася аккуратно присаживается за стол, точь-в-точь такой, какой стоит у неё на кухне.

      – А вы правда моя прабабушка?

      – Ну конечно же, иначе зачем бы нам встречаться?

      – Не знаю… просто всё так странно… А почему я никогда о вас не слышала?

      – Совсем-совсем не слышала?

      – Совсем.

      – Это, наверное, к лучшему… А то бы они такого про меня наговорили…

      – Кто?

      – Бабушка твоя, например.

      – Баба Вера? Она очень хорошая, она ни про кого не говорит плохо.

      – Да, повезло тебе с бабушкой.

      – А почему вы с ней расстались?

      – Это долгая история… Она была очень способная, поехала в Москву учиться, поступила в институт…

      – И что потом?

      – Потом… познакомилась там с каким-то корейцем. Говорила, учёный, приехал для обмена опытом. Ну и обменялся с ней… этим самым опытом. Она же дурочка была молоденькая, влюбилась в него… А он поматросил да и бросил её. Уехал в свою Корею. К жене и детишкам.

      – А почему вы не разрешили ей вернуться?

      – Я не разрешила?! – бабушка удивлённо смотрит на неё. – Ну не разрешила… – вздыхает, – А ты откуда знаешь?

      – Я… читала письма.

      – Эх, сколько раз собиралась их выбросить, да рука не поднялась. Значит, ты нашла письма?

      – Да.

      Повисло тягостное молчание. Потом бабушка Рина спросила:

      – Я ужасно поступила, да?

      – Не знаю…

      – Я знаю – выглядит ужасно. Тяжко ей пришлось. Я помогала, как могла… Но она сама так решила. И ведь выкрутилась?

      – Да.

      – Она жива ещё? Ну в твоём времени она жива?

      – Да.

      – Это хорошо… Ты понимаешь, тут же нас все знают… знали… Как людям в глаза смотреть, если девка «нагуляла»? Да ещё кого! Китайчонка эдакого! – старушка всё больше распалялась, пытаясь оправдаться.

      – Кореянку, – поправила её Тася, – притом наполовину русскую.

      – Какая разница?! По лицу-то сразу видно!

      – Ну и что? – спросила Тася, чьё лицо не сильно отличалось от маминого.

      – То, что позор это, позор на весь город.

      – Моя мама очень хорошая. И я рада, что бабушка не сделала аборт, – сказала Тася, – ведь тогда и меня не было бы.

      – В Москве к этому совсем другое отношение.