Летающая Тэкла. Елена Хаецкая

мысль, как легкая тень, пробежала по ее лицу, но почти сразу исчезла.

      – Странно, – молвила она, – мутанты не любят перемен и боятся их, но когда неизбежное случается, почти все примиряются с ним довольно легко…

      Альбин понял, что она недоговаривает, и спросил:

      – Кроме?

      – Кроме идеально приспособленных к данной среде. Те сразу погибают, – сказала Тэкла. – Ответь мне, Альбин Антонин, почему патрициев считают осью мироздания? Тебя учили этому?

      – Меня учили, что патриций подчиняет свою жизнь долгу, – заговорил Альбин после короткого молчания. – Он обязан служить всему остальному человечеству, в чем бы это служение ни выражалось и в какие бы уродливые и странные телесные формы ни облекалась человеческая душа. Поэтому мир в определенной степени держится на патрициях. Хоть их и немного.

      – Патриции, будучи совершенными людьми, могут жить в любых условиях, – сказала Тэкла. – Вот в чем дело. Они выживают в мороз и в зной, в пустыне и влажных лесах. Они могут жить в большом городе и в одинокой пещере; им нипочем ни царский сан, ни полная зависимость от другого человека. Понимаешь меня? Патрицию открыто бытие во всей полноте, а мутанту – только часть сферы, несколько сегментов. Резкая перемена климата, ремесла, социального положения, пищевого рациона, состава воды – и мутант погибает. Вот в чем дело, Альбин Антонин.

      Альбин почему-то сразу понял, что именно хотела ему сказать Тэкла:

      – По-твоему, Линкест не выдержит тягот независимой жизни?

      Тэкла двинула бровями.

      – Если ты считаешь, что ему лучше остаться в Могонциаке, то я, пожалуй, действительно оставлю его там. Найду ему хорошего хозяина и передам из рук в руки.

      – Лучше жену, – сказал Альбин.

      Тэкла засмеялась, но немного натянуто. Уголки ее губ криво изогнулись.

      – Можно и жену, – согласилась она.

      – Добрую, – добавил Альбин.

      – Добрую, – вздохнула Тэкла.

      На том разговор и закончился.

* * *

      Уходили перед рассветом, без лишних глаз. Тэкла быстро вывела маленький отряд из деревни обратно на виа Фламиния Лупа, показав заодно остатки древнего проселка, сейчас совершенно заросшего мхом и мелким кустарником. Некогда эта дорога была достаточной для того, чтобы разъехались две телеги, запряженные быками, – одна направляющаяся от большака в деревню, другая прочь от нее.

      Антонин, следуя приглашению Тэклы, сунул пальцы в разрытый мох и пощупал твердый камень дорожной плиты. Ему казалось, что этот камень вот-вот раскроет нечто – какие-то поразительные вещи. Легионы на марше с парящими в небе серебряными орлами, медленные телеги обоза, где на смятых золотых кубках сидят красивые пленницы с распущенными волосами, отшельник с тихим лицом, невредимый посреди волчьей стаи. Все это было здесь, погребенное подо мхом.

      Антонин подержал ладонь на плите, как на груди больного, словно пытался уловить биение слабеющего сердца, а затем встал и обтер руку о сагум.

      Люмен только начался и обещал быть