Бедеева-Поляна, Ирочка и я. Гюльназ Ханифовна Лежнева

евьями была натянута верёвка, сплошь увешенная бельем. Белье это страшно развевалось в ночи, а у чугунного чёрного забора была прислонена огромная лестница, тянувшаяся к самым облакам. Вот оттуда-то, с облаков, нам и предстояло спуститься вниз, в Бедееву-Поляну.

      – Папа, ты поможешь мне спуститься? – задала я вполне уместный вопрос. Как ни странно, отец совершенно не понял о чём это я толкую.

      – Куда спуститься? – спросил он.

      Я подробно поведала ему, куда мы, по моему мнению, направляемся. На что они с мамой весело рассмеялись и обещали помочь.

      Как мы добрались до Бедеевой-Поляны я не помню. Хоть спуск в «яму» остался мною незамеченным, мне всё же снилось наше белое общежитие. В ночи его стены были зловеще белоснежными, а внизу под верёвками с бельём пылал огонь. По самим верёвкам бегали взад и вперёд самые настоящие разбойники в тельняшках и с культей вместо ноги. А я сидела в окне общежития и плакала, ведь спастись от пожара можно было только по бельевым верёвкам, но они были заняты разбойниками. А где-то там, у забора, стояла спасительная лестница, упирающаяся своим верхним концом в кусочек голубого неба.

      Когда я проснулась, то обнаружила, что сплю на диване, под маминой шалью, как была в гамашах, шерстяных носках и трёх кофтах. Хорошо, хоть шапку сняли, подумала я и поднялась с дивана.

      Комната, которую нам дали, показалась мне огромной. Особенно запомнились мне невероятно высокие потолки. Так как свет был включен лишь в одном углу, то этот самый угол показался мне настоящей сценой. Всюду беспорядочно стояли шкафы, столы, тюки, и это было ужасно – словно по лабиринту ходила я по комнате, разыскивая маму.

      Наконец-то я всех нашла, спящими в разных углах прямо в одежде. Видимо, дошли мы уже поздней ночью. Я стала трясти маму – мне ужасно хотелось есть. И мама встала и отправилась на общую кухню кипятить воду. Я вышла за ней в огромный коридор. Крашенные деревянные половицы были накрыты тканевой дорожкой. Перила, тоже деревянные, с резными балюстрадами так и манили меня к себе. Я подошла и просунула голову между балюстрад, внизу стоял стол, а за ним сидела старенькая вахтёрша. Половица под моими ногами скрипнула, и старушка очнулась ото сна. Она сонно посмотрела на меня и помахала мне рукой:

      – А! Спящая красавица! Проснулась?

      Я поспешно скрылась в перилах, испугавшись старушки, и пошла к матери. Та залила кипятком диковинные белые штуки в виде букв, цифр, машинок и звёздочек – это были какие-то макароны. Вкус их мне хорошо запомнился, не могу сказать, что он мне понравился, но мама сказала, что есть больше нечего.

      Шёл 1988 год, и перестройка тоже шла. И если у тебя не было хорошего, крепкого хозяйства с огородом и коровой, то тебе и твоей семье предстояло голодать, потому что, несмотря на наличие денег в карманах, покупать на них было нечего.

      А хорошего хозяйства у нас ещё не было, ведь мы только-только приехали в отдалённую деревню на севере Башкирии из солнечной Украины, где мы привыкли кушать вдоволь. Украина стала вдруг для нас чужим государством, а мама и папа часто радовались, что вовремя успели вернуться на родину. А я вот считала своей родиной Украину, да и вовсе называла себя хохлушкой и требовала сала, от которого меня правда подташнивало.

      И никакие аргументы на меня не действовали. Подумаешь, родители у меня татары, а не хохлы! Подумаешь, мама из Стерлитамака, а папа из Мияков. Это неважно, если сам ты родился в солнечной Украине, значит – ты хохол!

      Глава 2. Ирочка

      Как протекало наше обустройство в этой огромной комнате, я почти не помню, потому что человеком я была занятым, и на второй же день меня отвели в детский сад.

      Я лишь хорошо запомнила, как чудесно мне было прыгать по деревянным лестницам на одной ножке. Ножки эти были одеты в чудесные красные колготки и обуты в сандалии на застёжках всем девочкам в общежитии на зависть.

      Спали мы в садике на раскладушках, и сами себе стелили постель. В тот момент, когда я взмахнула своей простынёй, совсем, как большая, я увидела девочку, напротив.

      Девочка, белая, как парашют одуванчика, в белой маечке, и с голубыми глазами. Ей лишь не хватало крыльев за спиной, но я точно знала, что это ангел и его сюда доставили специально для меня, это мой личный ангел.

      – Вот ты где! А я тебя ещё на Украине искать начала! А ты, оказывается, здесь, в Бедеевой-Поляне пряталась. Вот я тебя и нашла, – сказала я девочке.

      – Ой, я тебя в Майкопе искала, тоже не нашла, – ответила девочка. Мы сдвинули наши раскладушки поближе и улеглись на них.

      – Ну как там, в Майкопе-то? – спросила я.

      – Хорошо. Я там снежного человека видела.

      Я понимающе кивнула и задумалась:

      – А на Украине абрикосы растут…

      – А что они там на самом деле не растут, да? – уточнила девочка.

      – Да нет, растут, – вздохнула я.

      – Ну ты ж ври тогда нормально, скажи, что там огурцы, например, растут на деревьях.

      – Да нет,