Холсты. Галина Константинова

и просится – «мешок дерьма»,

      Но я – философ.

      И обиду как ветром сдуло.

      И вот что скажу я вам,

      кареглазые и желторотые –

      Земли защитники – они как оглашенные,

      И горы сдвинут, и сделают навеки уродом –

      Глаза их синие и мозги совершенные

      В каждом камешке притаились, словно змеи.

      Не связывайтесь,

      сидите мирно, бамбук курите.

      А закат, как роза здешняя – зеленеет.

      А писателей этих… Не трогайте, не будите.

      Кликуша

      (М. Березиной)

      У церкви неброской, стоящей почти на кладбище,

      У черной ограды, хранящей узоры веков,

      Прохожий отталкивал руку назойливой нищей,

      Беззубо жующей обрывки каких-то стихов.

      Она всё цеплялась, края обрывая одежды,

      Крестила костляво следы уходящего вдаль.

      В глазах синерусских как сполохи бывшей надежды

      Осколки слезинок взрывали тоску и печаль.

      «Кликуша, кликуша», – шептали старушки в платочках

      И хлопали дверью, гусиные крылья сложив.

      Прохожий спешил в железно-

      дорожную точку,

      Чтоб вектор дороги за N-е время сложить.

      И в душном вагоне, листая газеты страницы,

      Мечтая о чае, забыв городские дела,

      Он был словно в дымке. Но вздрогнул от вида девицы,

      Что выплюнул тамбур. Ввалилась она – не вошла.

      Ей фенечки-змеи украсили шею и руки,

      Гитара дремала, касаясь вздыблённой груди.

      Бездумные взоры её изучали со скуки.

      Лишь фыркнул прохожий, гадая, что ждёт впереди.

      Молчания птица парила в вагоне невинно.

      Стучали колеса, дрожала одрябшая плоть.

      Девица запела. Печально, надрывно и длинно.

      За грязным стеклом всё текла вереница болот.

      Про чёрные реки, ветра, зачумлённые лица,

      Про руки бессильные и отрешённость травы.

      Прохожий хотел убежать, оглянуться, укрыться.

      Но строки вонзались,

      вырвавшись из тетивы.

      «Не узнанный Бог по дорогам ходил и селеньям.

      Но люди пугались, завидев лохмотья вдали

      И прятали лица, боясь своего отраженья

      В прозрачных глазах, что хранили всю горечь земли.

      Безумие лучше бездумья и лености мысли…»

      Зашикали тетки, что девка, видать, не в уме.

      Что вытолкать нужно, и взгляд ее чёрен, завистлив…

      Но пела девица, как узник в холодной тюрьме.

      Прохожий вскочил и почти побежал по вагону.

      Но звук оборвался. Топтала девицу толпа.

      И он обернулся. Кликуша рыдала вдогонку.

      «Безумцы!», – он крикнул. Но злобою воздух пропах.

      … У церкви неброской, стоящей почти на кладбище,

      У чёрной ограды, хранящей узоры веков,

      Молился прохожий. И в церковь вошел словно нищий.

      Спаситель лучился сквозь синеву облаков…

      Слёзы

      Душе истерзанной, растянутой дугой,

      Внимаю. Слушаю прерывистые всхлипы.

      Мужские